ГЛАВА 23
Из всех встреченных колоссов тот, что нависал над проезжающими мимо друзьями, был больше всего похож на "классический", по описаниям Севклеха, бис-инг. Высокая, с вытянутыми пропорциями фигура была частью скалы больше чем на половину: только лик и руки, вытянутые словно в приветственном жесте, были полностью свободны от плоскости камня. Синеватая дымка клубилась вокруг статуи, скрывая ее очертания, и стоило въехать в ущелье, как она полностью растворилась в тумане.
Нёэнна поежилась, пытаясь стряхнуть с себя ощущение мокрого воздуха, от которого не спасал ни степной плащ, ни дублет с островов, пробирая до костей едва ли не могильным холодом. В самом ущелье туман стелился по земле, путаясь в ногах микаршушей, но, при взгляде назад, дорога расплывалась в невнятное пятно, словно намекая, что пути назад нет. Нёэнна также не могла отделаться от ощущения, что она здесь скорее случайный зритель, оказавшийся в важный момент в центре действия. Севклех, в свою очередь, нервно теребил край своего степного плаща, озираясь вокруг с пристальным вниманием.
Собака вела уверенно, периодически коротко гавкая, не давая возможности потеряться, и звуки эхом отскакивали от скал, затихая неестественно быстро. Казалось, солнце не может достать до дна ущелья, потому что, несмотря на близость полудня, здесь было сумрачно в достаточной мере, чтобы задуматься о необходимости огня. Тидорец, очевидно, подумал о том же, и занял руки заправкой масла в фонарь. Нёэнна последовала его примеру. Вскоре их путь освещала пара небольших огней, навевая воспоминания о злополучном спуске в Красную пирамиду. С фонарями стало одновременно и лучше, и хуже — от дрожащего в движении пламени в тумане виднелись очертания построек и ускользающие тени фигур. Впрочем, среди скал действительно были остатки каких-то руин, детально разглядеть которые без остановки не представлялось возможным, да и, если исследовательница была честна с собой, не очень тянуло после колосса с диском и неведомой силой, копившейся под его маской.
Один раз они, правда, остановились. Точнее, Севклех резко затормозил, высвечивая в тумане огромный лик бис-инга, высеченного в камне. Лицо статуи выглядело дружелюбным, с мягкими дугами бровей и проработанных глазниц. Тидорец не сразу отреагировал ни на оклик Нёэнны, ни на лай Асгема, стряхивая с себя оцепенение только с вскриком от того, что пес встревожил микаршуша под Севклехом, вынуждая того встать на дыбы, а мужчину — удерживать равновесие, чтобы не упасть.
— Севклех, ты в порядке?
— Я более чем уверен, что это голова Бис-инг Вала, но все остальное выглядит неправильно! Где все остальное тело, почему так близко дома? — Тидорец крутил головой, подсвечивая фонарем пространство перед собой.
— Какие дома? Здесь есть только редкие руины, — Нёэнна тоже начала осматриваться, но туман, словно издеваясь, стелился по земле, открывая голые скалы и выпирающее лицо каменного гиганта. Разошедшаяся голубая дымка также открыла то, что было незаметно раньше: в глазницах статуи и в рытвинах камня поблескивали при освещении кристаллы, такие же, словно бы источающие из себя миазмами горечь и отчаяние, как и в Красной пирамиде. Такие же, как ргедок у южных островов Архипелага, обдуваемых серым ветром, подозрительно похожего ощущениями на этот синий туман в ущелье.
Словно сквозь толщу воды, мрачные выводы исследовательницы прервал лай Асгема, скачущего вокруг микаршушей и вынуждая их двигаться вперед, несмотря на бездействие всадников. Решительно тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения — и как же Нёэнне захотелось вернуть себе ощущение роли наблюдателя! — она пришпорила своего скакуна и направила его дальше по тропе, хватая по пути Севклеха за рукав.
— Вперед, дружище! Ты не хочешь здесь оставаться, поверь!
— О чем ты? Я пытаюсь понять!
— Понимать можно и по дороге, — мрачно ответила Нёэнна, — подальше от этих кристаллов. Совсем как в Красной пирамиде! Не стоит задерживаться, не среди этой… субстанции.
При словах о кристаллах лицо ее друга приобрело озадаченное выражение, и, проморгавшись, он снова осмотрелся, не сопротивляясь тому, чтобы его микаршуш двигался вперед.
— Наваждение, — вторя интонации своей подруги, констатировал Севклех. — И я повелся, снова. «Не слушайте синий туман», сказал тот старик, а я увидел голову Бис-инг Вала и… не мог не подумать, что это знак.
— Одно другому не мешает, мне кажется. В конце концов, мы достаточно близко к той части континента, которую у нас принято обозначать Тидором.
— Я видел, да… но так и не понял, что там.
— Льды, руины, покрытые льдом, Грань. В общем, не самое приветливое место. Я знала человека, который устроил себе экспедицию в Тидор и… пообщавшись с его коллегами, поняла, что это место сильно его изменило. Близость к Грани никогда не идет на пользу, у нас поэтому на южных островах не селятся, а север материка — пустует. Мне вот что интересно, если синий туман это отдельное явление, то что такое левваат?
— Боюсь, узнаем дальше по дороге.
Туман, словно наигравшись, уже не скрывал за собой ни скал, ни редких руин, ни кристаллов, скопления которых постепенно увеличивались в масштабах. Сильно похолодало, и мокрый, липкий мороз усугублял итак не самый приятный маршрут. Асгем шел вперед, вернувшись к своей изначальной рутине: периодически погавкивая, напоминая о себе, и целеустремленно ведя по тропе.
Пару раз друзьям попадались развилки, но, раз уж им дали совет следовать за ията-аш, они безропотно шли по тому пути, что выбирал пес. По тихому признанию Севклеха, наваждения не оставили его полностью, витая в силуэтах, улавливаемых боковым зрением, но такой плотной хватки, какая была раннее, уже не повторялось. Тидорец преимущественно молчал, вцепившись мертвой хваткой в поводья микаршуша; фонарь был прикреплен к седлу, чтобы не вызывать соблазна всмотреться в игру тумана.
Нёэнна задумалась о том, что у нее нет ни малейшего представления о том, сколько времени займет проход через ущелье. Согласно карте, в привычном темпе это должно было бы занять три дня, но, обнаружив присутствие знакомых кристаллов, исследовательнице пришлось принять тот факт, что течение времени в Ущелье Голодных Духов будет идти в своем ритме, не подчиняющимся законам природы. Больше волновала мысль о необходимости привала, рано или поздно. В Красной пирамиде было проще — их ночевки происходили до того, как они познакомились с наименее приятными явлениями нижнего уровня, а здесь, с имеющимся представлением о том, какие опасности могут поджидать их не только наяву, но и во сне, мысли об отдыхе не приносили радости. Оставалось только положиться на Асгема, и мистическую роль степных собак, которую он с таким удовольствием выполнял, и Нёэнна обнаружила для себя, что после караванов, ведомых кошками, идея «следовать за собакой» казалась вполне прагматичной.
В какой-то момент что-то неуловимо изменилось в атмосфере. К вязкому морозу добавилось ощущение присутствия, которое окружало спутников, и, постепенно нарастая, воплотилось в угнетающий шепот. На взгляд островитянки этот шум был пока больше похож на ощущения при добыче ргедока, и в былое время она могла без особых проблем игнорировать это бессвязное многоголосие, но сейчас… Кажется, что после всех столкновений с необъяснимым ее сознание стало гораздо восприимчивее к всякого рода странностям — и, к сожалению, эти странности редко были приятными. А ее друг, сам по себе нечто необъяснимое, был настоящим магнитом, притягивающим к себе чудеса. Сейчас Севклех выглядел неважно, даже хуже, чем в момент наваждения синего тумана. Он шепнул своей спутнице, что может различить некоторые голоса в потоке плача, но их слова переплетаются между собой, не давая ухватить суть.
— Это похоже на то, что мне наперебой пытаются рассказать историю своей жизни тысячи людей, — вздохнул тидорец, — но кроме гадкого ощущения беспомощности от этого роя я ничего не чувствую.
— Могут ли это быть те самые голодные духи?
— Духи — возможно, но в чем их голод?
— Внимании, сознании, телесности, — пожала плечами Нёэнна. — Как будто бы у духов много того, чего они могли бы желать.
— Желать… — Севклех нахмурился, а затем, привстав в стременах, начал оглядываться. — Левваат, эти самые голодные духи… а что если они — это осов-кисем-ргех?
— Эти… останки заклинателей? То есть… мы едем сквозь некрополь. Погоди! Если тебя называли левваатом, то значит и ты…
— Значит и я — осов-кисем-ргех, — мрачно закончил мысль ее друг.
— Кхм, ну… для трупа ты выглядишь очень неплохо, — криво улыбнулась исследовательница, тут же поморщившись от своей шутки. — Будем исходить из того, что ты не кристалл. Значит, одно из двух утверждений не верно: либо то, что эти кристаллы — осов-кисем-ргех, либо то, что ты — не левваат.
— Не знаю, какой из этих вариантов мне нравится больше.
— Второй, конечно же. Я готова принять то, что ты явился из далекого прошлого, но то, что ты это скопление говорящих кристаллов — уже слишком.
— Хорошо, что мы выяснили границы твоего принятия!
Пусть мрачное, но все же веселье друзей быстро заглохло. Они продолжали следовать за Асгемом, все так же решительно прокладывающим путь через ущелье. Микаршуши вели себя на удивление спокойно, безропотно шагая через непривычную для себя местность; под их копытами похрустывали кристаллы, и маленькие всхлипы доносились с земли с каждым треском минерала.
Было похоже на то, что наступила ночь. Свет фонарей стал единственным источником освещения, и тени сгустились вокруг спутников. Туман, в свою очередь, остался позади, или, по крайней мере, потерял свою коварную суть: тонкие белесые перья влажного воздуха стелились по земле, но не пытались увлечь наваждением. Усталости не чувствовалось, но, по воспоминаниям о Красной пирамиде, физическое истощение никак не было связано с течением времени. Оставался вопрос, будут ли они устраиваться на ночлег, или, в силу очевидно мистического характера Ущелья Голодных Духов, они могли бы проделать весь путь за один «день»? Впрочем, здесь не было иного решения, как продолжать полагаться на Асгема. Пес редко оглядывался на товарищей в течение всего пути, не считая столкновения с бис-ингом, и не реагировал на оклики никак, кроме дернувшегося уха.
— Хочу сказать, что кладбищенская атмосфера у этого места сильна, — вздохнула Нёэнна, — действительно — некрополь.
— Кладбище, населенное злобными призраками… Прям как в каком-нибудь популярном романе, которые продавали в Апласе. Но, надо сказать, это место отличается от Красной пирамиды: там был словно бы водоворот, утягивающий за собой, а здесь… как болото, укрытое туманом. Или то же кладбище, полное привидений.
— Как думаешь, этот синий туман — это отдельное явление, или часть умений этих левваат?
— Сложно сказать. Насколько я помню, осов-кисем-ргех были скорее концентрацией нереализованных возможностей, переложенных в структуру минерала: настолько волшебные, что абсолютно обыденные. Но с моего времени столько всего изменилось, что предполагать можно бесконечно.
— Резонно, — кивнула его спутница. — Но сложно удержаться от сравнений с другими кристаллами: что теми, из Красной пирамиды, что с ргедоком. Есть ощущение, что их объединяет настроение, эмоция, я думаю, ты не мог не заметить этого всепоглощающего ощущения отчаяния и страха.
— В Красной пирамиде они были скорее агрессивными, — задумчиво протянул Севклех.
— Аргессия — сторона страха.
— Не поспоришь, — вздохнул тидорец, и тут же встрепенулся. — Смотри-ка, там впереди что-то есть!
Из темноты, подсвеченная случайными отблесками далекого светила, вынырнула каменная махина, практически преграждая собой путь. При ближайшем рассмотрении, впрочем, это скопление оказалось частью бис-инга, и, судя по реакции ее друга, застывшего с нечитаемым выражением лица, это было частью того колосса, чья голова встретилась спутникам в начале ущелья.
Из земли, аккуратно, словно так и задумывалось, вырастали изящные кисти рук и сложенные лодочкой ладони, слегка приподнятые над землей. Что сразу бросилось в глаза, так это спокойствие и тишина, волнами исходившие от этой скульптуры, а кристаллов не было видно на достаточном расстоянии, чтобы признать эту зону безопасной. Было несложно догадаться, что на ночлег им стоит остановиться здесь. Не успела Нёэнна отметить, что существование такого места немного подозрительно, как Асгем, а вслед за ним и стремительно спешившийся Севклех, вскарабкались по руке. Ее товарищ на мгновение замер, а потом медленно опустился на колени, рассматривая что-то на дне гигантской ладони.
Нёэнне не оставалось ничего, кроме как присоединиться к своим спутникам, оставив микаршушей внизу. Причина молчания Севклеха быстро стала ясна: словно укрытый в нежном жесте статуи, на камне лежал скелет.
В его существовании, на взгляд исследовательницы, было много примечательного, начиная от последнего пристанища таинственного усопшего, до аккуратной, ничем не потревоженной, позы скелета. Нёэнна не была экспертом, но на открытом воздухе, среди флоры, фауны и странностей ущелья, было необычно видеть такую идеальную сохранность костей. Одежда давно истлела, не оставляя никаких намеков на то, какой она была, но вот руки мертвеца обнимали кожаный тубус для свитка.
Ее друг все так же застыл в молчаливом оцепенении. Асгем же, не сводя своего золотистого взгляда с хозяина, лег с другой стороны скелета, и тихонько гавкнул, а когда не дождался реакции, поерзал, подползая к трупу, и еще раз подал голос.
— Севклех, мне кажется, Асгем пытается тебе что-то сказать.
Тот вздрогнул, переведя взгляд сначала на Нёэнну, а затем на пса. Собака снова чуть подвинулась ближе к останкам, и гавкнула.
— Может, он хочет, чтобы ты достал этот тубус?.. — Предположила исследовательница, про себя отмечая, что не ожидала от степного пса тяги к мародерству, но сразу же напоминая, что удивляться подобному в таком месте уже странно.
Асгем завилял хвостом, словно бы соглашаясь с ее словами.
Тидорец, задумчиво посмотрев на свою собаку, а затем и на тубус, протянул руку к свертку, и, прошептав что-то на аланге, аккуратно высвободил его из-под рук скелета. Нёэнна буквально физически ощутила, как мертвец — или его дух, — с облегчением выдохнул, и вместе с тем поняла, почему здесь, в ладонях этого колосса, царит ощущение безопасности. Пусть друзья и признали в Ущелье Голодных Духов некрополь, кладбищем он был скорее метафорическим: кристаллы были слишком живыми и не-человеческими, чтобы быть захороненными. А этот скелет, первый, встреченный ими здесь, был материальным, обыденным, самым настоящим мертвецом, уложенным в его гробнице из каменных рук.
К тому же, очевидео, оставившим предсмертную записку.
Нёэнна поежилась, пытаясь стряхнуть с себя ощущение мокрого воздуха, от которого не спасал ни степной плащ, ни дублет с островов, пробирая до костей едва ли не могильным холодом. В самом ущелье туман стелился по земле, путаясь в ногах микаршушей, но, при взгляде назад, дорога расплывалась в невнятное пятно, словно намекая, что пути назад нет. Нёэнна также не могла отделаться от ощущения, что она здесь скорее случайный зритель, оказавшийся в важный момент в центре действия. Севклех, в свою очередь, нервно теребил край своего степного плаща, озираясь вокруг с пристальным вниманием.
Собака вела уверенно, периодически коротко гавкая, не давая возможности потеряться, и звуки эхом отскакивали от скал, затихая неестественно быстро. Казалось, солнце не может достать до дна ущелья, потому что, несмотря на близость полудня, здесь было сумрачно в достаточной мере, чтобы задуматься о необходимости огня. Тидорец, очевидно, подумал о том же, и занял руки заправкой масла в фонарь. Нёэнна последовала его примеру. Вскоре их путь освещала пара небольших огней, навевая воспоминания о злополучном спуске в Красную пирамиду. С фонарями стало одновременно и лучше, и хуже — от дрожащего в движении пламени в тумане виднелись очертания построек и ускользающие тени фигур. Впрочем, среди скал действительно были остатки каких-то руин, детально разглядеть которые без остановки не представлялось возможным, да и, если исследовательница была честна с собой, не очень тянуло после колосса с диском и неведомой силой, копившейся под его маской.
Один раз они, правда, остановились. Точнее, Севклех резко затормозил, высвечивая в тумане огромный лик бис-инга, высеченного в камне. Лицо статуи выглядело дружелюбным, с мягкими дугами бровей и проработанных глазниц. Тидорец не сразу отреагировал ни на оклик Нёэнны, ни на лай Асгема, стряхивая с себя оцепенение только с вскриком от того, что пес встревожил микаршуша под Севклехом, вынуждая того встать на дыбы, а мужчину — удерживать равновесие, чтобы не упасть.
— Севклех, ты в порядке?
— Я более чем уверен, что это голова Бис-инг Вала, но все остальное выглядит неправильно! Где все остальное тело, почему так близко дома? — Тидорец крутил головой, подсвечивая фонарем пространство перед собой.
— Какие дома? Здесь есть только редкие руины, — Нёэнна тоже начала осматриваться, но туман, словно издеваясь, стелился по земле, открывая голые скалы и выпирающее лицо каменного гиганта. Разошедшаяся голубая дымка также открыла то, что было незаметно раньше: в глазницах статуи и в рытвинах камня поблескивали при освещении кристаллы, такие же, словно бы источающие из себя миазмами горечь и отчаяние, как и в Красной пирамиде. Такие же, как ргедок у южных островов Архипелага, обдуваемых серым ветром, подозрительно похожего ощущениями на этот синий туман в ущелье.
Словно сквозь толщу воды, мрачные выводы исследовательницы прервал лай Асгема, скачущего вокруг микаршушей и вынуждая их двигаться вперед, несмотря на бездействие всадников. Решительно тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения — и как же Нёэнне захотелось вернуть себе ощущение роли наблюдателя! — она пришпорила своего скакуна и направила его дальше по тропе, хватая по пути Севклеха за рукав.
— Вперед, дружище! Ты не хочешь здесь оставаться, поверь!
— О чем ты? Я пытаюсь понять!
— Понимать можно и по дороге, — мрачно ответила Нёэнна, — подальше от этих кристаллов. Совсем как в Красной пирамиде! Не стоит задерживаться, не среди этой… субстанции.
При словах о кристаллах лицо ее друга приобрело озадаченное выражение, и, проморгавшись, он снова осмотрелся, не сопротивляясь тому, чтобы его микаршуш двигался вперед.
— Наваждение, — вторя интонации своей подруги, констатировал Севклех. — И я повелся, снова. «Не слушайте синий туман», сказал тот старик, а я увидел голову Бис-инг Вала и… не мог не подумать, что это знак.
— Одно другому не мешает, мне кажется. В конце концов, мы достаточно близко к той части континента, которую у нас принято обозначать Тидором.
— Я видел, да… но так и не понял, что там.
— Льды, руины, покрытые льдом, Грань. В общем, не самое приветливое место. Я знала человека, который устроил себе экспедицию в Тидор и… пообщавшись с его коллегами, поняла, что это место сильно его изменило. Близость к Грани никогда не идет на пользу, у нас поэтому на южных островах не селятся, а север материка — пустует. Мне вот что интересно, если синий туман это отдельное явление, то что такое левваат?
— Боюсь, узнаем дальше по дороге.
Туман, словно наигравшись, уже не скрывал за собой ни скал, ни редких руин, ни кристаллов, скопления которых постепенно увеличивались в масштабах. Сильно похолодало, и мокрый, липкий мороз усугублял итак не самый приятный маршрут. Асгем шел вперед, вернувшись к своей изначальной рутине: периодически погавкивая, напоминая о себе, и целеустремленно ведя по тропе.
Пару раз друзьям попадались развилки, но, раз уж им дали совет следовать за ията-аш, они безропотно шли по тому пути, что выбирал пес. По тихому признанию Севклеха, наваждения не оставили его полностью, витая в силуэтах, улавливаемых боковым зрением, но такой плотной хватки, какая была раннее, уже не повторялось. Тидорец преимущественно молчал, вцепившись мертвой хваткой в поводья микаршуша; фонарь был прикреплен к седлу, чтобы не вызывать соблазна всмотреться в игру тумана.
Нёэнна задумалась о том, что у нее нет ни малейшего представления о том, сколько времени займет проход через ущелье. Согласно карте, в привычном темпе это должно было бы занять три дня, но, обнаружив присутствие знакомых кристаллов, исследовательнице пришлось принять тот факт, что течение времени в Ущелье Голодных Духов будет идти в своем ритме, не подчиняющимся законам природы. Больше волновала мысль о необходимости привала, рано или поздно. В Красной пирамиде было проще — их ночевки происходили до того, как они познакомились с наименее приятными явлениями нижнего уровня, а здесь, с имеющимся представлением о том, какие опасности могут поджидать их не только наяву, но и во сне, мысли об отдыхе не приносили радости. Оставалось только положиться на Асгема, и мистическую роль степных собак, которую он с таким удовольствием выполнял, и Нёэнна обнаружила для себя, что после караванов, ведомых кошками, идея «следовать за собакой» казалась вполне прагматичной.
В какой-то момент что-то неуловимо изменилось в атмосфере. К вязкому морозу добавилось ощущение присутствия, которое окружало спутников, и, постепенно нарастая, воплотилось в угнетающий шепот. На взгляд островитянки этот шум был пока больше похож на ощущения при добыче ргедока, и в былое время она могла без особых проблем игнорировать это бессвязное многоголосие, но сейчас… Кажется, что после всех столкновений с необъяснимым ее сознание стало гораздо восприимчивее к всякого рода странностям — и, к сожалению, эти странности редко были приятными. А ее друг, сам по себе нечто необъяснимое, был настоящим магнитом, притягивающим к себе чудеса. Сейчас Севклех выглядел неважно, даже хуже, чем в момент наваждения синего тумана. Он шепнул своей спутнице, что может различить некоторые голоса в потоке плача, но их слова переплетаются между собой, не давая ухватить суть.
— Это похоже на то, что мне наперебой пытаются рассказать историю своей жизни тысячи людей, — вздохнул тидорец, — но кроме гадкого ощущения беспомощности от этого роя я ничего не чувствую.
— Могут ли это быть те самые голодные духи?
— Духи — возможно, но в чем их голод?
— Внимании, сознании, телесности, — пожала плечами Нёэнна. — Как будто бы у духов много того, чего они могли бы желать.
— Желать… — Севклех нахмурился, а затем, привстав в стременах, начал оглядываться. — Левваат, эти самые голодные духи… а что если они — это осов-кисем-ргех?
— Эти… останки заклинателей? То есть… мы едем сквозь некрополь. Погоди! Если тебя называли левваатом, то значит и ты…
— Значит и я — осов-кисем-ргех, — мрачно закончил мысль ее друг.
— Кхм, ну… для трупа ты выглядишь очень неплохо, — криво улыбнулась исследовательница, тут же поморщившись от своей шутки. — Будем исходить из того, что ты не кристалл. Значит, одно из двух утверждений не верно: либо то, что эти кристаллы — осов-кисем-ргех, либо то, что ты — не левваат.
— Не знаю, какой из этих вариантов мне нравится больше.
— Второй, конечно же. Я готова принять то, что ты явился из далекого прошлого, но то, что ты это скопление говорящих кристаллов — уже слишком.
— Хорошо, что мы выяснили границы твоего принятия!
Пусть мрачное, но все же веселье друзей быстро заглохло. Они продолжали следовать за Асгемом, все так же решительно прокладывающим путь через ущелье. Микаршуши вели себя на удивление спокойно, безропотно шагая через непривычную для себя местность; под их копытами похрустывали кристаллы, и маленькие всхлипы доносились с земли с каждым треском минерала.
Было похоже на то, что наступила ночь. Свет фонарей стал единственным источником освещения, и тени сгустились вокруг спутников. Туман, в свою очередь, остался позади, или, по крайней мере, потерял свою коварную суть: тонкие белесые перья влажного воздуха стелились по земле, но не пытались увлечь наваждением. Усталости не чувствовалось, но, по воспоминаниям о Красной пирамиде, физическое истощение никак не было связано с течением времени. Оставался вопрос, будут ли они устраиваться на ночлег, или, в силу очевидно мистического характера Ущелья Голодных Духов, они могли бы проделать весь путь за один «день»? Впрочем, здесь не было иного решения, как продолжать полагаться на Асгема. Пес редко оглядывался на товарищей в течение всего пути, не считая столкновения с бис-ингом, и не реагировал на оклики никак, кроме дернувшегося уха.
— Хочу сказать, что кладбищенская атмосфера у этого места сильна, — вздохнула Нёэнна, — действительно — некрополь.
— Кладбище, населенное злобными призраками… Прям как в каком-нибудь популярном романе, которые продавали в Апласе. Но, надо сказать, это место отличается от Красной пирамиды: там был словно бы водоворот, утягивающий за собой, а здесь… как болото, укрытое туманом. Или то же кладбище, полное привидений.
— Как думаешь, этот синий туман — это отдельное явление, или часть умений этих левваат?
— Сложно сказать. Насколько я помню, осов-кисем-ргех были скорее концентрацией нереализованных возможностей, переложенных в структуру минерала: настолько волшебные, что абсолютно обыденные. Но с моего времени столько всего изменилось, что предполагать можно бесконечно.
— Резонно, — кивнула его спутница. — Но сложно удержаться от сравнений с другими кристаллами: что теми, из Красной пирамиды, что с ргедоком. Есть ощущение, что их объединяет настроение, эмоция, я думаю, ты не мог не заметить этого всепоглощающего ощущения отчаяния и страха.
— В Красной пирамиде они были скорее агрессивными, — задумчиво протянул Севклех.
— Аргессия — сторона страха.
— Не поспоришь, — вздохнул тидорец, и тут же встрепенулся. — Смотри-ка, там впереди что-то есть!
Из темноты, подсвеченная случайными отблесками далекого светила, вынырнула каменная махина, практически преграждая собой путь. При ближайшем рассмотрении, впрочем, это скопление оказалось частью бис-инга, и, судя по реакции ее друга, застывшего с нечитаемым выражением лица, это было частью того колосса, чья голова встретилась спутникам в начале ущелья.
Из земли, аккуратно, словно так и задумывалось, вырастали изящные кисти рук и сложенные лодочкой ладони, слегка приподнятые над землей. Что сразу бросилось в глаза, так это спокойствие и тишина, волнами исходившие от этой скульптуры, а кристаллов не было видно на достаточном расстоянии, чтобы признать эту зону безопасной. Было несложно догадаться, что на ночлег им стоит остановиться здесь. Не успела Нёэнна отметить, что существование такого места немного подозрительно, как Асгем, а вслед за ним и стремительно спешившийся Севклех, вскарабкались по руке. Ее товарищ на мгновение замер, а потом медленно опустился на колени, рассматривая что-то на дне гигантской ладони.
Нёэнне не оставалось ничего, кроме как присоединиться к своим спутникам, оставив микаршушей внизу. Причина молчания Севклеха быстро стала ясна: словно укрытый в нежном жесте статуи, на камне лежал скелет.
В его существовании, на взгляд исследовательницы, было много примечательного, начиная от последнего пристанища таинственного усопшего, до аккуратной, ничем не потревоженной, позы скелета. Нёэнна не была экспертом, но на открытом воздухе, среди флоры, фауны и странностей ущелья, было необычно видеть такую идеальную сохранность костей. Одежда давно истлела, не оставляя никаких намеков на то, какой она была, но вот руки мертвеца обнимали кожаный тубус для свитка.
Ее друг все так же застыл в молчаливом оцепенении. Асгем же, не сводя своего золотистого взгляда с хозяина, лег с другой стороны скелета, и тихонько гавкнул, а когда не дождался реакции, поерзал, подползая к трупу, и еще раз подал голос.
— Севклех, мне кажется, Асгем пытается тебе что-то сказать.
Тот вздрогнул, переведя взгляд сначала на Нёэнну, а затем на пса. Собака снова чуть подвинулась ближе к останкам, и гавкнула.
— Может, он хочет, чтобы ты достал этот тубус?.. — Предположила исследовательница, про себя отмечая, что не ожидала от степного пса тяги к мародерству, но сразу же напоминая, что удивляться подобному в таком месте уже странно.
Асгем завилял хвостом, словно бы соглашаясь с ее словами.
Тидорец, задумчиво посмотрев на свою собаку, а затем и на тубус, протянул руку к свертку, и, прошептав что-то на аланге, аккуратно высвободил его из-под рук скелета. Нёэнна буквально физически ощутила, как мертвец — или его дух, — с облегчением выдохнул, и вместе с тем поняла, почему здесь, в ладонях этого колосса, царит ощущение безопасности. Пусть друзья и признали в Ущелье Голодных Духов некрополь, кладбищем он был скорее метафорическим: кристаллы были слишком живыми и не-человеческими, чтобы быть захороненными. А этот скелет, первый, встреченный ими здесь, был материальным, обыденным, самым настоящим мертвецом, уложенным в его гробнице из каменных рук.
К тому же, очевидео, оставившим предсмертную записку.
