ГЛАВА 24

Сначала Севклех, аккуратно достав из тубуса бумаги, начал читать записанное про себя, но, не дойдя даже до конца первой страницы, молча передал листы Нёэнне. Та быстро поняла, что от нее требуется, и начала читать вслух, периодически спотыкаясь на незнакомых названиях. У Нёэнны было ощущение, что само ущелье слушает рассказ мертвеца о последних днях… прошлого мира? С каждой строчкой появлялись новые вопросы, смешиваясь с шоком от того, что у нее в руках — хроника очевидца Эпохи Изменений. Сомнений в том, что описывается промежуток времени между «прошлым» и «современным» не было: слишком много косвенных подтверждений из других источников, к тому же, записи перекликались с тем, что рассказывал Севклех. Голова шла кругом.
Ее друг сидел, закрыв лицо руками. Стоило Нёэнне дочитать, как стали слышны всхлипы; его плечи мелко тряслись. Островитянка аккуратно сложила бумаги обратно в тубус и села рядом с Севклехом. Слова утешения не находились. Оставаться в этом ущелье, среди такого скопления осов-кесем-ргеха, что было страшно представить, сколько людей когда-то им стали, тоже не хотелось, но заставлять продолжать путь горюющего друга хотелось еще меньше. По крайней мере, они находились на островке безопасности, куда не забредал коварный туман. Этот обломок бис-инга напомнил о другом, увиденном целую вечность назад на Пэге, и Нёэнне стало интересно, не мог ли тот быть «раздвоенной» частью этого, из ущелья. 
— Нам не стоит здесь задерживаться, — глухо произнес Севклех, поднимаясь. — Иначе велик шанс, что мы никогда не выйдем из этого ущелья. Даже с собакой. 
— Как скажешь, — кивнула Нёэнна, следуя примеру друга. — Брать ли… стоит ли нам забрать эту хронику?
— Да, — немного помолчав, кивнул тидорец, — я хочу потом перечитать. К тому же… это первая вещь, которая так связана с моим домом. С прошлым. 
Тубус с бумагами отправился в седельные сумки Севклеха. Друзья снова сели на микаршушей, звери, с присущей им невозмутимостью, двинулись следом за Асгемом. 
— Не могу не думать о том, что я мог быть знаком с тем… человеком. Учиться вместе, или путешествовать на одном корабле. Нилис-бисе был ближайшим городом к моему… Может быть, слишком близко. Два Владыки на сравнительно небольшом участке, переизбыток ргех-инн, не удивительно, если реальность начала рваться именно там!..
Нёэнна молчала. Ей было нечего добавить и тем более ответить, более того — она была уверена, что Севклеху необходимо выговорится. Переварить, проговорить то, что было прочитано, осознать все те детали, которые дополнили деталями историю его появления тут, в этом времени. Может быть, и новом мире — в записях этого прямо не утверждалось, но после слов о конце света такой вывод напрашивался сам собой. 
— Мне нет пути назад. — Словно вторя мыслям Нёэнны, сказал ее друг. Резко и громко, как будто обрубая последние ниточки, связывающие его с домом.
За их спинами раздался грохот, и микаршуши впервые за долгое время занервничали, крутя головами и возбужденно мыча. Грохот превратился в гул к тому моменту, как друзья обернулись. Руки осколка бис-инга, в котором лежал скелет, изменили позу, и теперь одна ладонь накрывала собой другую, пряча останки как в усыпальнице. В жесте было что-то очень нежное и заботливое, и Нёэнна могла только наблюдать, как эти каменные руки постепенно уходят под землю, стирая любые признаки того, что когда-то здесь были. 
Стоило бис-ингу полностью исчезнуть под землей, как синий туман нахлынул с почти разумной прытью, и уже оба друга слышали бессвязные шепоты осов-кесем-ргех. Асгем залаял, и туман чуть отступил, но чувство подступающей опасности торопило поскорее найти выход. 
Севклех ехал, сцепив зубы, на его лице отражалось то, как сильно туман и кристаллы влияют на него. В какой-то момент их торопливого побега он протянул поводья своего микаршуша Нёэнне и едва смог ослабить свою хватку с просьбой, чтобы она вела его за собой; своим ощущениям он не доверял. Островитянка не стала говорить, что себе она в данной ситуации тоже не особо доверяет — ситуации это бы не помогло, поэтому, кивнув, взяла поводья, постаравшись привязать их так, чтобы микаршуш Севклеха шел рядом. 
Они скакали почти галопом, насколько позволяла местность: кристаллы осов-кесем-ргеха, обломки скал, зданий и статуй, скрытых туманом, не давали разогнаться в полную мощь микаршушей. Асгем держался рядом, иногда то выбегая вперед, то обходя всадников по кругу, и казалось бы одним своим присутствием отгоняя «голодных духов», населявших ущелье. Севклех ехал, скрючившись и прижавшись к шее своего микаршуша. Он закрывал уши руками; побелевшие костяшки можно было различить даже в сумраке, и было похоже на то, что помимо попытки оградить себя от зова осов-кесем-ргеха тидорец изо всех сил пытался не дать своей голове расколоться. 
Нёэнна чувствовала себя не лучше. В глазах плыло, на краю зрения периодически вспыхивали разноцветные искры. Почти отрешенно она подумала о том, что такой мощной мигрени она еще не испытывала, но в этот раз у нее не было совсем ничего под рукой, что могло бы хоть немного помочь. Выход был один — выбраться из этого прóклятого места. 
— Степи Ур испытывают меня на прочность, — выдохнула Нёэнна, зарываясь лицом в гриву микаршуша. Сидеть прямо сил не было, поэтому она положилась на грацию зверя и обмякла в седле, обхватив его за шею. — Доверять кошкам, доверять собакам — ладно, но не иметь возможности доверять карте!.. 
Островитянка попыталась сосредоточиться на дыхании. В нос ударил запах мускуса шерсти микаршуша, немного землистый и напоминающий о нагретых солнцем степных травах. Было ощущение, что солнца они не видели уже вечность; паническая мысль о том, что солнца могло и не существовать, была быстро задавлена. Вот Асгем, чья золотистая шерсть и желтые глаза светились здесь, в темноте, не хуже солнца, самый настоящий его кусочек. Может быть, поэтому собаки у людей Ур считаются такими особенными проводниками? Жаль, что уже у некого спросить. Если они выберутся из ущелья, но когда-нибудь, много лет спустя, Нёэнна вернется в степи Ур, и задаст им много новых вопросов, которые еще не знала, как спросить. 
Пахло потом, звериным и человеческим. В дублете, замотанном в степной плащ, было неимоверно жарко. Или это был жар от мигрени? Спину и шею неприятно холодило от липкого пота, в ушах свистел ветер — каким-то образом Нёэнна потеряла свою шапку, и теперь коса с глухим стуком била ее по спине с каждым резким движением микаршуша. Она чуть повернула лицо, чтобы проверить своего друга. Севклех обмяк, кажется, потерял сознание. Островитянка попыталась прикинуть, насколько хорошо он закреплен в седле и нужна ли остановка: потерять друга в этом гадком месте ей не хотелось. С другой стороны, она не сомневалась, что Асгем бы подал какой-то знак, в конце концов, он был собакой именно Севклеха, и вел в первую очередь его, к его цели. Не может же путь к цели потерять цель? 
Сомнение заставило Нёэнну оторваться от шеи своего микаршуша и всмотреться в фигуру тидорца. Между ними пробежал Асгем, и островитянка почти полностью уверилась в том, что собака — светится, но сейчас это казалось чем-то совершенно естественным и не вызывающим вопросов. Севклех все так же лежал, почти не изменив положения. Левая рука безжизненно свисала, поэтому Нёэнна начала прикидывать, есть ли способ закрепить друга в седле, не останавливаясь. Опыт работы в инженерном корпусе не спасал, все, что она узнала и чему научилась дома, на островах, стерлось, оставшись где-то в другой реальности. В очередном проблеске света от Асгема ей удалось различить ремень, стягивающий стремена и ногу Севклеха — тот позаботился о своей безопасности, насколько это было возможно, но хватило бы это на то, чтобы удержать его на месте в таком темпе? 
— Нам надо замедлиться, — вслух подумала Нёэнна. Слова с трудом формировались в звуки, но то ли сами микаршуши, то ли собака, ее поняли. Звери пошли рысью, и Севклеха меньше мотало в седле. Правда, стоило им замедлиться, как шепот от кристаллов стал чаще оформляться в слова и обрывки фраз. В основном это был аланг, и островитянка почти не сомневалась, что это обрывки заклинаний, которые когда-то погубили тех, кто стал осов-кесем-ргех. Не было сомнений и в том, что скопившиеся здесь, в ущелье, духи, полны злобы, почти не отличаясь от своих «собратьев» из Красной пирамиды. Злость и зависть — Нёэнна не могла вспомнить ни одного случая, когда на нее бы обрушивали такую концентрацию негативных эмоций. Здесь они ощущались еще и нацеленными конкретно на нее, как будто именно она является причиной их состояния. В Апласе, даже на нижних уровнях Красной пирамиды, агрессия ощущалась абстрактной, широкой, и чувствовать себя под прицелом ненависти левваат было тяжело.

— Нет. Нет. Нет. — Замотала головой Нёэнна, повторяя слово «нет» как заклинание. Голос, так отчетливо и назойливо пробившись, как червяк, в ее сознание, звучал смутно знакомым. Словно в насмешку, чужое присутствие подкинуло образы серого моря.

Перед глазами плыло. Синий туман, серый ветер, размытое солнечное пятно под ногами, запах нагретой степной травы и красной глины. Мысли о солнечном свете немного помогали. Лицо опалило жаром, спину обдало холодными уколами льда, царапающими, как будто в наказание. Нёэнна попыталась вспомнить все те недели, которые она помогала гончарам кочевников. Нагретая глина, которую они раскапывали в отмеченных местах, красная, как обожженный кирпич. Сохнущие под солнцем — медленно, словно сопротивляясь, — горшки, чаши, блюда, еще не расписанные, хранящие отпечатки пальцев на стенках. Огромные ямы, которые они выкапывали, чтобы зарыть в них сосуды для обжига, и вечерний костер, завершающийся утренними углями под первыми лучами солнца. 
В этот раз холодом обдало бок, как будто ей дали пощечину; шмыгнув, Нёэнна поняла, что у нее пошла кровь из носа.

Отвечать невидимому собеседнику не хотелось. Скосив глаза, островитянка проверила присутствие Севклеха — тот, к ее облегчению, все еще был в седле, и все так же без сознания. Сейчас, когда нечто пыталось прорваться и заставить сделать что-то, что Нёэнна не сомневалась будет очень, очень опасным, ее более восприимчивый друг пострадал бы сильнее. 
Пришло запоздалое понимание, что Асгем лает почти без остановки, и мечется вокруг всадников так часто, что микаршуши замедлились еще сильнее. 
— Плохо, нам нельзя медлить, — попыталась вразумить собаку Нёэнна. — Чем быстрее мы отсюда сбежим, тем лучше, разве нет? Лучше стереги Севклеха, может, он тоже начнет думать о солнце. 
Голос — или концентрированный хор, сейчас островитянке было все равно на точность, — на время притих, растворившись в тихих, бессвязных шепотках. Стало легче дышать, но ее не оставляло ощущение того, что это затишье ложное. 
— Мне кажется, нам готовят засаду, Асгем. 
Пес лаял с рыком, агрессивнее, чем когда-либо. Микаршуши, сначала расслабившись в быстром беге, снова занервничали, нервно перебирая ногами, и держать равновесие стало сложнее, несмотря на то, что звери перешли на шаг. Нёэнна, пытаясь самой остаться в седле, старалась страховать Севклеха, но все ее движения казались ей бестолковыми — шансов поймать друга, если он начнет падать, и не свалиться вместе с ним, было мало. По крайней мере, микаршуши шли близко друг к другу, время от времени соприкасаясь боками. 
Под копытами зверей хрустели кристаллы, каждый хруст сопровождался новым всплеском громкого шепота. Ощущение того, что стены ущелья сдвинулись, сначала показалось игрой воображения, но, когда Нёэнна в самый последний момент пригнулась под кристалл, росший прямо на уровне ее головы, сомнений в реальности не осталось. Ущелье действительно сузилось, достаточно, чтобы микаршуши не могли идти рядом. Асгем замыкал их процессию, и его свечение больше не помогало островитянке. Фонарь, каким-то чудом продолжавший гореть, был не способен пробить плотный туман, который, словно специально, посерел.
Стены ущелья давили, окружая узкую тропинку, на которой с трудом умещались покатые бока микаршушей, нагруженных сумками. Пару раз они застревали перед стеной из кристаллов, преграждающих их путь, и только чудом выуженная из седельных сумок лопатка помогла разбить их достаточно, чтобы протиснуться дальше. Нёэнна била по осов-кесем-ргеху отрешенно, механическими движениями, и старалась не вслушиваться в крики, исходящие от кристаллов с каждым ударом. Иногда сознание подводило, и ей казалось, что она бьет по живому существу — жалобные всхлипы-причитания, мягко разрезающийся, как плоть, минерал, здесь, в темноте серого тумана, воображение дорисовывало ужасающие картины. Торчащие из скалы друзы цеплялись за одежду и волосы не хуже рук, пытающихся удержать ее на месте, но Нёэнна продолжала пробиваться дальше с тупым упорством. 
Ее старания окупились, когда ущелье снова расширилось достаточно, чтобы оба микаршуша могли ехать рядом. Правда, было так темно, что разглядеть зверя и фигуру ее друга островитянке не удавалось, запоздало она поняла, что свет, исходящий от Асгема — если он, конечно, на самом деле светился, — угас. Пес продолжал держаться рядом с микаршушем Севклеха, и периодически тихо погавкивал. Тидорец, кажется, начинал приходить в себя, но откуда-то сверху, со скал, сыпалась каменная крошка, и в сочетании с темнотой различить мелкие движения было сложно. 
Создавалось впечатление, что выход где-то совсем рядом. Кристаллы осов-кесем-ргеха становились все мельче, постепенно исчезая, туман также остался где-то позади. Установившаяся тишина давила, и ощущение того, что за ней наблюдают, не покидало. Идти приходилось медленно — пусть дорога и стала шире и чище, но среди падающих камней были и достаточно крупные, чтобы аккуратно прокладывать маршрут. К тому же, Нёэнна начинала чувствовать себя все хуже: кровь из носа не останавливалась, и общее напряжение оставляли без сил. На пляшущие в глазах тени она уже не обращала внимания. 
Рядом свалился особенно большой кусок скалы, и островитянка едва удержалась на заметавшимся в панике микаршуше. Складывалось впечатление, что все злобные духи собрались наверху и сбрасывали камни, чтобы хоть так навредить спутникам. Нёэнна задрала голову, пытаясь сфокусировать зрение и отыскать причину камнепада, но вместо абстрактной темноты столкнулась с огромным лицом, нависшим над ущельем. Каменный лик бис-инга, покрытого, словно гнойниками, кристаллами осов-кесем-ргеха, закрывало собой все свободное пространство, превращая проход между скалами в пещеру с потолком. Сначала островитянка решила, что это очередной застывший осколок другого мира, как и прежде встреченные обломки, но потом гигант моргнул и сдвинулся, вызвав очередную волну осыпавшихся мелких камней. Он приподнялся — Нёэнна это поняла только по тому, что его лицо стало чуть меньше, — а затем к ней начала опускаться огромная каменная рука. 
Реальность замедлилась; гигантская ладонь бесконечно долго спускалась по направлению к всадникам, и все это время Нёэнна пыталась осмыслить опасность ситуации, несмотря на то, что все ее существо кричало о том, что надо бежать. По крайней мере, микаршуши продолжали реагировать на угрозу с той же скоростью, что и все звери: они рванули вперед со всей прытью степных животных. Необходимость держать равновесие выдернуло ее из ступора, и она снова прислонилась как можно ближе к шее своего скакуна, но Нёэнна то и дело оглядывалась назад. 
Рука схватила только воздух, гигант медленно поднял голову, провожая взглядом их побег. Он застыл на мгновение, а затем бросился вдогонку с противоестественной скоростью. Бис-инг быстро их нагнал, пытаясь схватить кого-то из всадников то одной, то другой рукой, и только эти мимолетные задержки позволяли оставаться буквально на полшага впереди. Асгем снова бежал впереди и, кажется, снова сиял, хоть и гораздо тусклее, чем раньше. 
Скалы крошились под весом гиганта, и падающие камни в сочетании с огромными ладонями, раз за разом пробующими поймать кого-то из друзей, превращал их побег в какую-то кошмарную полосу препятствий. Кто-то из микаршушей взвыл, когда по нему попал один из камней, на спину Нёэнны, и, она не сомневалась, Севклеха, приходилась своя часть ударов. Островитянка обернулась, чтобы проверить друга, и вздрогнула — на мгновение показалось, что он начал сползать с седла, но потом он выпрямился. Тидорец крутил головой, осматриваясь, его бледное лицо почти светилось в темноте. Очередной взмах гигантской руки прошел прямо над их головами, обдав их порывом затхлого воздуха, и Севклех выругался. 
Нёэнна вжалась лицом в гриву своего микаршуша, все ее силы уходили на то, чтобы остаться в седле. В ушах свистел ветер, и ей стало казаться, что она чувствует запах моря — соленый, с примесью водорослей. Где-то сбоку бормотал Севклех, но она не могла различить слов. На голову посыпалась очередная порция каменной крошки, которую тут же смело. В какой-то момент она зажмурилась, так, что под веками заплясали огоньки, но когда она открыла слезящиеся от ветра глаза, огоньки — два огонька — витали совсем рядом, практически над ее головой. В расплывающейся от пыли, воздуха и постепенно ускользающего сознания темноте ей почудилось, что рога микаршушей вытянулись и разветвились, и между ними загорелось холодное пламя.
Руки бис-инга зацепили бок зверя, на котором сидела Нёэнна, и ледяные каменные пальцы попытались ухватить ее за ногу. Движение по касательной, едва задевшее ее конечность, вызвало приступ острейшей боли, как от оголенного нерва. Она не была уверена, что осталась бы в седле, если бы микаршуш не успел выскользнуть из хватки, такой сильной была реакция от контакта с гигантом. Никогда до этого: ни с ргедоком, который она когда-то держала в руке, ни в Красной пирамиде, ни раньше в ущелье, когда осколки кристаллов царапали ей лицо, ни одно проявление «старого мира» не приносило столько боли, сколько это чудовище. 
Севклех что-то кричал. Нёэнна смогла различить свое имя и, кажется, выход. В глазах сверкало не хуже, чем когда она смотрела на Грань, но ей удалось различить просвет — там, за пределами ущелья, было светло! — между высеченными в камне ногами очередного гиганта. Он выглядел иначе, чем любые из колоссов, которые раньше ей встречались, но детали ускользали в неестественной темноте, окружавшей их здесь, между скалами. Асгем выскочил вперед, снова сверкая солнечным светом; земля под их ногами задрожала — с почти безучастной безысходностью Нёэнна решила, что и этот гигант за ними погонится, когда на ее глазах ноги колосса оторвались от скалы, но в этот момент друзья оказались в коротком тоннеле, ведущего из ущелья. Она успела только удостовериться, что действительно светит солнце, когда окончательно потеряла сознание.