ГЛАВА 10

Сон не принес отдыха двум исследователям, а темнота подземелья давила — нельзя было понять, как долго они спали, и с учетом их состояния это могли быть и три и десять часов. Впрочем, особого голода ни Нёэнна, ни Севклех не чувствовали, поэтому спутники решили, что их привал не занял много времени. Островитянка пожалела, что не взяла с собой немного чая, ведь, пусть ей и пришлось бы повозиться чтобы нагреть воду, им бы не помешало приободриться.
Севклех был немногословен, но настоял на том, чтобы поскорее отправиться дальше. Череда комнат, через которые они шли, мало отличались от тех, что были пройдены ими вчера, и где-то на краю сознания у Нёэнны скреблось чувство повторения. Ее спутник напряженно всматривался в темноту, не столько осматривая новые пространства, сколько в ожидании что-то увидеть. У девушки были определенные подозрения, что у ее знакомого сейчас происходит недоступный ей диалог с голосами, которые слышит только Севклех, пусть он и не показывал это. Его реакция на замечание о чужих мыслях, которую он так резко высказал, была похожа на то, как реагировали некоторые после столкновения с ргедоком — сама девушка с удивительной легкостью приняла разделение между своим и чужим.
Само по себе это явление не было опасным, но Нёэнна, исходя из личного опыта и того, что она читала в исследовании Инженерного корпуса, знала о необходимости ограничения контакта с «раздражителем», чтобы не усугубить ситуацию. Островитянке были известны два задокументированных случаях, когда пострадавшие продолжили работу с льдинами, и это привело к серьезным изменениям в поведении, потере памяти, истончению личности, а затем и предполагаемой смерти. Никто точно не знал, что случилось с теми двумя инженерами, но никому не удалось найти ни их самих, ни их тела. Немного поразмыслив об этих случаях, Нёэнна подумала, что есть схожесть в ситуации с появлением ее спутника: в конце концов, потеря памяти и изменения в поведении легко могли произойти, ведь она никогда не знала Севклеха до того, как его выловили в море. Пусть в Льдистом море обычно нельзя было встретить ргедок, но кто мог сказать наверняка?
Тем не менее, схожести с влиянием этого льда можно было бы найти и сейчас, на нижнем уровне Красной пирамиды, но островитянка не видела ни одного признака образования ргедока. Кристаллы были странными, и девушка была готова допустить, что они могут оказывать воздействие на разум, но ни она, ни ее спутник не трогали их голыми руками, и всячески избегали прямого контакта. К тому же, пока только Севклех показывал признаки влияния, что, конечно, можно было списать на его бóльшую восприимчивость. В общем, Нёэнна понимала, что она может построить множество теорий и не подтвердить ни одну из них.

В какой-то момент товарищи снова вышли к воде. Сложно было сказать, сделали ли они крюк, или это какой-то другой канал, но, после недолгого обсуждения, спутники решили пойти вдоль русла.
– Не похоже, чтобы эти каналы питали колодцы наверху, – заметила Нёэнна.
– Что? – Севклех слегка помотал головой, словно выйдя из транса.
– Говорю, что не похоже, чтобы вода из этих каналов питала колодцы уровнем выше. Как и не похоже, чтобы в месте Разлома эта вода выливалась наружу. Вот и вопрос, зачем тут каналы, откуда берется и куда девается вода в них.
– Это границы.
– Что? – Переспросила уже островитянка.
– Каналы — это границы между блоками помещений.
– И ты в этом уверен… почему?
Нёэнна всмотрелась в лицо Севклеха. Она не очень понимала, что именно она пытается найти, но пока что ее спутник ответил ей ясным и спокойным взглядом — пусть круги под глазами и говорили о беспокойной ночи.
– Я не сразу понял, но чем дольше мы ходим, тем больше это напоминает мне структуру Башен Владык. – После того, как девушка дала знак, чтобы он продолжил, мужчина объяснил: – У Башен в плане каждого этажа заложена сетка-символ, ргех, который концентрирует в себе какой-либо аспект. Так скапливается сила, которая, в свою очередь, отражает мощь Владыки.
– И что же за символ может быть здесь?
– Мы не прошли все комнаты, и без плана сказать наверняка… сложно. Но, если это основание, то скорее всего инг, якорь. Все всегда начинается с якоря.
Островитянка помолчала, обдумывая новую информацию. Проверить то, что она сейчас услышала, у нее не было возможности: если это правда, то Нёэнна никак не могла проверить это за неимением источников, если это было ложью — у нее все еще не было ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть слова ее спутника. В голову однако пришла другая мысль.
– А что выйдет, если символ инг расколоть пополам?
Севклех побледнел.
– Якорь разрушится. Я никогда… никогда не слышал о подобном, и даже не думал о такой возможности!..
– Но это плохо.
– Это… катастрофа.

Двое исследователей вздрогнули. Этот протяжный, звенящий эхом звук прозвучал внезапно, одновременно откуда-то издали и как-будто бы рядом, на ухо. Аналитическая часть сознания Нёэнны отметила, что вот оно, то эхо, о котором рассказывал Фэх, но основная ее часть была поглощена столкновением с чем-то, с чем ей не хотелось встречаться. Ее разум захватили ощущения: страх, радость, бесконечное горе и ослепительное счастье, девушку одновременно знобило и бросало в жар, ее трясло. Все это было лишним, не ее, чужим, и грозило поглотить.
Вой прекратился так же резко как и возник.
Севклех выглядел не лучше; оба спутника тяжело дышали.
– Вот… вот это, – слабым голосом произнес мужчина, – происходит, когда ломается сетка якоря.
– Что… что это такое?
– Я не знаю. Все и сразу? Вся реальность, которая была тут сосредоточена, слиплась? Преобразилась?.. Я… не знаю.
Повисло тяжелое молчание — оба товарища пытались отдышаться. Нёэнна озиралась, высвечивая фонарем пространство вокруг. Двое спутников оказались окружены пустотой, ближайшие стены было не видно за пределами света. Вода в канале поблескивала маслянистой пленкой, и островитянка решила, что к ней лучше не прикасаться.
– У меня есть… теория, – старательно контролируя дыхание, произнесла девушка, – что это как-то связано с кристаллами, что мы тут видели.
Севклех ничего не сказал, но повернул голову в ее сторону, ожидая пояснений.
– Кристаллы это нечто вроде, хм, концентрата. Концентрированная реальность? И тут они… повсюду. – Немного подумав, Нёэнна решила добавить немного информации из той, которую она не должна рассказывать людям не с островов, но девушке показалось что сейчас это знание будет важным: – На корабле ты заметил, что у нас есть ргеда-ту-сул и удивлялся, что это за термин. Мы используем ргедок, это… это лед, который можно найти только в водах вокруг Митсула. У него есть множество свойств, и, я уверена, нам известны далеко не все из них. Но есть одна черта — при контакте с голой кожей ргедок словно передает поток чьего-то сознания. По крайней мере, это то, как мы привыкли описывать это ощущение, и я могу совершенно точно сказать, что это сознание — и мысли — кого-то другого.
– Проводила эксперименты?
– Нет-нет, это была бы какая-то запредельная глупость… Так… сложилась ситуация.
– Ргедок, ргедок, – Севклех устало потер виски, – все еще странное слово. Что произошло с идеей?
– Это очень философский вопрос.
– Я не понимаю окончание этого слова, но теперь мне кажется, что оно очень важно. Откуда вы его узнали?
– Насколько мне известно, обозначение «ргедок» придумал капитан Вельда Ек, еще в первое десятилетие после Исхода. – Видя непонимающее лицо своего товарища, Нёэнна пояснила: – Вельда Ек был одним из капитанов, которые вывезли спасшихся тидорцев на острова Архипелага. Один из четырнадцати, который, после основания первых поселений, начал искать способы воспроизвести технологии Тидора, и в одной из экспедиций обнаружил льдины, выяснил их свойства и нашел им применение…
– Все еще странно слышать, что твой народ считает себя наследниками моего. Вельда Ек действительно похоже на тидорское имя. Когда это было?
– Исход? Где-то в начале появления Создателей, незадолго до Эпохи Изменений. Точной даты появления ргедока в жизни Архипелага я тебе не назову, но вскоре после начала Эпохи Изменений.
Островитянка резко оборвала пояснение, когда ей в голову пришла новая мысль.
– Слушай… а что, если «ргедок» это два слипшихся слова? И оно стало обозначать что-то, чего не существовало до этого?
– Новое явление, новое слово?
– Да.
– Такое… возможно. Потому что аланг одновременно описывает и утверждает существование чего-либо. – Помолчав, Севклех продолжил: – Мне не приходит на ум ни одно слово, где было бы окончание «док» или «ок». Вернее, приходит — и их слишком много.

В этот раз Нёэнна тоже услышала шепот, и, несмотря на тревогу, которая мгновенно отозвалась холодным потом, девушка не смогла не отметить отличие от того, что она слышала при прикосновении к ргедоку. Тогда это был бессвязный поток эмоций, и крик-эхо, что заполонил пространство совсем недавно, был к нему ближе, чем это, вполне конкретное, обращение. Осознание того, что нечто общается с ними еще больше усилило тревогу. Островитянка была в этом не одинока — Севклех также нервно озирался, пытаясь найти источник звуков, но в их напряженном состоянии свет от фонарей казался еще тусклее, а разум дорисовывал бесплотные ужасы в темноте.
– Нам… следует продолжить путь, – наконец произнес молодой мужчина. Круги под его глазами еще отчетливее выступили на посеревшем лице, и он придвинулся ближе к Нёэнне. – Еще многое предстоит увидеть.
По его лицу было понятно, что он сам не уверен в своих словах.
– У меня есть подозрение… что нам тут не рады, – с нервным смешком ответила девушка, – так что, мне кажется, нам лучше поискать выход.
– Боишься?
– Боюсь. И ты боишься.
Спутники переглянулись и почти одновременно тяжело вздохнули.
– Посвети мне, хочу свериться с компасом и картой, вдруг мы недалеко от одной из лестниц наверх, – островитянка передала свой фонарь Севклеху и полезла в одну из сумок.
Стрелка компаса показывала, что канал идет на запад, поэтому, если двое исследователей будут держаться течения воды, то смогут выйти к Разлому. По пути они могли бы поискать возможные подъемы на верхний уровень, но, при самом плохом раскладе, у них было с собой необходимое снаряжение, чтобы взобраться по стене ущелья обратно на поверхность. У Нёэнны все еще не было четкого представления о том, насколько глубоко это подземелье — по ее подсчетам, высота в залах могла быть от девяти до пятнадцати метров, и сам потолок всегда оставался как-будто бы едва за пределами радиуса света лампы. Еще раз сверившись с компасом и убедившись, что он указывает на запад, островитянка поделилась своим простым планом с товарищем.
– Я бы предпочел лестницу. Пару дней назад я бы с удовольствием дошел до Разлома, но теперь у меня есть стойкое ощущение, что это то место, которое нам нужно избегать. По крайней мере, пока мы находимся тут, в этой пирамиде.
– Согласна, – пожала плечами Нёэнна, – от Разлома и в более приятной обстановке нельзя ждать хорошего.

Товарищи продолжили свой путь вдоль канала, не отвлекаясь на ответвления комнат, периодически возникавших в пределах видимости. Пару раз они проходили нечто, что можно было бы описать портиками, врезавшимися в русло. Это были очень условные архитектурные элементы, как, впрочем, и все, что попадалось спутникам ранее; архитектура Красной пирамиды была максимально проста в своей чистой геометрии. У портиков были массивные столбы, которые, очевидно, поддерживали свод подземного уровня, но не было никаких украшений.
Про себя Севклех радовался, что им пока не попадались новые рельефы — последнее столкновение с этими странными изображениями здорово его встревожило.
В какой-то момент они пересекли нечто, что можно было бы описать аркой. Спутники даже ненадолго остановились, чтобы проверить — нет ли там каких-либо надписей или изображений, но каменные плиты были все так же чисты, и все так же покрыты маслянистой пленкой. Вой прорезал тишину руин еще дважды, а за счет эхо преследовал исследователей дольше и не давал определить, откуда исходит звук. Что издавало этот вой спутникам было уже не особо интересно: само явление серьезно действовало на нервы, и не было никаких сомнений, что столкнуться с источником крика им не хочется.
Масло в фонарях начинало постепенно подходить к концу, и двум товарищам даже пришлось слегка приглушить в них яркость, чтобы топлива хватило подольше.
– Странно. Мы вроде не так долго идем, а масло, рассчитанное на примерно шесть часов, уже на исходе, – заметила Нёэнна.
– Хотел бы я сказать, что удивлен! – Криво усмехнулся Севклех. – У меня уже пару часов как подозрение, что это место с нами играет. Не может такого быть, что мы столько идем, и никак не выйдем к середине пирамиды, там, где Разлом!
– Почему ты решил что это именно влияние места?
– Если тут была сетка символа, и она разрушилась, у реальности тут свои правила, нам не знакомые.
– А если мы попытаемся их разгадать?
– Каким образом? Попросить: «Уважаемая пирамида, нам бы на улицу выйти, пожалуйста»?
– Вежливость никогда не повредит, – пожала плечами Нёэнна, а потом снова сверилась с компасом, вгляделась дальше в темноту и прищурилась. – Мне, может, и кажется, но там что-то поблескивает впереди. Иначе, чем кристаллы.
Канал расширился и замкнулся в границах круглого пруда. Вода в нем мало отличалась от той, что текла по руслу, но дна этого водоема было не разглядеть: либо он был гораздо глубже канала, либо там было что-то, что не давало разглядеть поверхность под толщей воды. Впервые с момента, как спутники вошли в Красную пирамиду, они почувствовали порыв свежего воздуха, пусть в темноте и не было видно выхода. Легкий сквозняк указывал либо на близость подъема на уровень выше, либо на близость Разлома — впрочем, рассудила Нёэнна, обрыв должен быть более заметным, и, даже если на улице глубокая ночь, отсутствие стен было бы заметно. Может, ее товарищ и высказал идею о том, что эти руины развлекаются с исследователями и водят по какому-то своему, не поддающемуся логике, маршруту — и девушка даже не спешила с этим спорить! — но ощущение свежего воздуха сложно было с чем-либо спутать.
Стоило исследователям пройти чуть дальше, как вокруг этого пруда стали заметны постаменты со статуями. Вернее, остатками их: пока не было видно ни одной целой фигуры. У островитянки возникло ощущение дежавю, ведь примерно такую же композицию в виде полукруга они с Лиё обнаружили на Пэге. На первый взгляд, эти статуи были сделаны из той же не-бронзы, как и те, найденные на пляже, но местные фигуры были еще сильнее деформированы, и их изначальная атропоморфная суть была невероятно искажена. Сложно было даже описать это видоизменение, поскольку статуи на Пэге пострадали от воды и металл изменился соответствующе. Здесь же казалось, будто эти фигуры расплавили, а потом материал обрел сознание и принял причудливые формы. В некоторых из скульптур лучше угадывались человеческие очертания, но большинство из них лучше подходило под описание металлических деревьев — уж очень некоторые отростки напоминали ветви.
– Вот мы и в центре «якоря», – заявил Севклех.
– Что ты имеешь в виду?
– Центр, – он жестом обвел скульптурный полукруг, – пусть и инверсированный, но все-таки центр всего знака. Эти статуи — дополнительные якоря, как точка в конце предложения, окончательно закрепляют реальность. Правда, то, что с ними произошло, говорит не самые радостные новости. Подтверждает мои подозрения, что реальность тут была преображена.
Мужчина замолчал, подошел к ближайшей из статуй — она выглядела так, будто из половины лица проросло дерево — протянул было руку, словно хотел прикоснуться, но вовремя остановил себя.
– Дома были такие же… Значит, эта Красная пирамида и вправду откуда-то из прошлого.
– Древнее древности, да? – Нёэнна тоже подошла к статуе и стала ее осматривать, пытаясь соотнести то, что она видит здесь, с тем, что она видела на Пэге. Эти скульптуры были первым, что не было покрыто маслянистой пленкой или кристаллами из всего, что они встретили на нижнем уровне пирамиды. – Ты сказал, что у тебя дома были такие же?
– Да, – Севклех перешел к другой статуе, островитянка последовала за ним, – каждый центр основных уровней так отмечался.
– А что они изображают?
– Разное, – пожал плечами ее спутник, – где-то это были эмоции, где-то — движения из танца. Я слышал, что в одном из городов все центры были отмечены сценками из популярной пьесы «Цветок-звезда».
– То есть… они тут для красоты?
– Можно и так сказать.
– Хм. Я привыкла, что у вас все имеет свою функцию, вот и удивилась.
Островитянка еще раз осмотрела скульптурную композицию.
– Я вот думаю… стоит ли это зарисовать?
– Ты сама сказала, что топлива в фонарях осталось мало.
– И то верно, – вздохнула Нёэнна.
Однако уходить совсем без ничего отсюда девушке не хотелось, и она начала осматривать пол в надежде найти кусочек металла, который можно было бы взять с собой и затем осмотреть в более комфортных условиях. Ей повезло — центральная статуя выглядела наиболее разрушенной, и земля вокруг постамента была усыпана небольшими осколками этого необычного сплава. Аккуратно подцепив один из кусочков щипцами и убрав его в один из карманов сумки, девушка получше вгляделась в эту фигуру.
В какой-то мере эта статуя была похожа на дерево, расколотое молнией пополам, но при этом одна половина полностью деформировалась в нечто текучее и ветвистое, в то время как другая сохранила человеческие черты. Эта же часть и выглядела наиболее пострадавшей: буквально на глазах у островитянки от лица фигуры откололся кусочек и с тихим звоном упал на землю. Сложно было определить эмоцию в чертах половины головы, но, в отличие от бис-ингов, тут были пусть и условные, но глаза, нос и рот. Под светом фонарей и от блеска металла настроение менялось. Казалось, что оно безмятежное, но стоило чуть сместиться в какую-то из сторон, как оно приобретало окрас ужаса или гнева, и возникало ощущение, будто статуя следит за передвижением девушки.
Чувство слежки нервировало, и островитянка вернулась к своему товарищу. Севклех все так же стоял у крайних скульптур, и словно прислушивался к чему-то. Не сразу заметив появление своей спутницы, он отметил:
– Мне кажется, что от этих фигур исходит какой-то звук. Он не похож на скрип металла… а как гул. Как от ргеда-ту-сул на ваших кораблях.
Нёэнна прислушалась.
Гул действительно был, хоть и отличался от того, что издавал механизм ргеда-ту-сул — тот был статичным и не менял тональности, в то время как статуи издавали его урывками, и как-будто бы из разных точек.
– Это… похоже на звук раскаленного металла, когда его разливают по форме, – после недолгого молчания произнес Севклех.
Островитянка согласно кивнула, но, продолжая вслушиваться, отметила дополнительный ритм.
– Я слышу… стоны? – Девушка с опаской вгляделась в статую: у этой фигуры совсем не было головы, как и большей части тела. Под ее взглядом — пусть Нёэнна и не могла сказать, что это действительно произошло, неровная металлическая поверхность скульптуры словно чуть-чуть сдвинулась вверх. Островитянка отшатнулась. – Либо мои глаза меня обманывают, либо эти статуи меняются.
– Меняются? – Переспросил ее спутник и тоже начал пристально следить за скульптурой перед ним. Через пару мгновений он вздрогнул и отошел. – Двигаются… значит, это место еще очень активно. Нам лучше уходить отсюда.

Севклех снова дернулся. Прямо на глазах двух исследователей на статуе возникло и тут же исчезло лицо. Металл противнее и громче заскрипел.
– Нет, спасибо, – ответил в сторону фигур побледневший мужчина, осторожно пятясь назад.
– Что происходит? – Спросила Нёэнна.
– Ты не слышала? Эта статуя хочет, чтобы я к ней прикоснулся, но я знаю, что ничем хорошим это не закончится. Это все неправильное, хищное, такого не должно быть!

Мужчина был уже достаточно далеко, как Нёэнна, с запозданием сообразившая, что прямо сейчас ее товарищ слышит только ему доступный диалог, оказалась среди металлического леса, с ужасным скрежетом тянущего свои ветви в сторону удаляющейся фигуры. Обломки центральной статуи прямо на глазах девушки слились в нечто змееподобное, и как ртуть потекли вслед за Севклехом, оставляя за собой маслянистый, поблескивающий след.
Недолго думая и не до конца осознавая свои действия, островитянка отбросила фонарь в сторону центра группы, выхватила свою лопатку и, в два прыжка оказавшись у «змеи», вонзила лезвие в ее тело. Лопатка с искрами и скрежетом прошла сквозь металл и застряла в полу. Невероятное создание несколько раз трепыхнулось, но, судя по всему, было прочно прибито к земле. Лезвие лопаты начало стремительно покрываться кристаллами, и Нёэнна выпустила рукоять из рук, и припустила за быстро удаляющимся огоньком от фонаря Севклеха.