ГЛАВА 10

Сон не принес отдыха двум исследователям, а темнота подземелья давила — нельзя было понять, как долго они спали, и с учетом их состояния это могли быть и три и десять часов. Впрочем, особого голода ни Нёэнна, ни Севклех не чувствовали, поэтому спутники решили, что их привал не занял много времени. Она пожалела, что взяла с собой совсем немного чая, ведь, пусть ей и пришлось бы повозиться чтобы нагреть воду, им бы не помешало приободриться — но скромный запас хотелось поберечь.
Севклех был немногословен, настояв на том, чтобы поскорее отправиться дальше. Череда комнат, через которые они шли, мало отличались от тех, что были пройдены ими вчера, и где-то на краю сознания у Нёэнны скреблось чувство повторения. Ее спутник напряженно всматривался в темноту, не столько осматривая новые пространства, сколько в ожидании что-то увидеть. У островитянки были определенные подозрения, что у ее знакомого сейчас происходит недоступный ей диалог с голосами, которые слышит только Севклех, пусть он и не показывал это. Его реакция на замечание о чужих мыслях, которую он так резко высказал, была похожа на то, как реагировали некоторые после столкновения с ргедоком — сама она с удивительной легкостью приняла разделение между своим и чужим.
Само по себе это явление не было опасным, но Нёэнна, исходя из личного опыта и того, что она читала в исследовании Инженерного корпуса, знала о необходимости ограничения контакта с «раздражителем», чтобы не усугубить ситуацию. Было известно два случая, когда пострадавшие продолжили работу с льдинами, и это привело к серьезным изменениям в поведении, потере памяти, истончению личности, а затем и предполагаемой смерти. Никто точно не знал, что случилось с теми двумя инженерами, но никому не удалось найти ни их самих, ни их тела, и эта история нередко рассказывалась в сочетании с суеверием о сером ветре. Вспомнив об этих случаях, Нёэнна задумалась о схожести в ситуации с появлением ее спутника: в конце концов, можно было легко допустить потерю памяти и изменения в поведении, ведь она не знала Севклеха до того, как его выловили в море. Пусть в Льдистом море обычно нельзя было встретить ргедок, но кто мог сказать наверняка?
Схожести с влиянием этого льда можно было найти и сейчас, на нижнем уровне Красной пирамиды. Кристаллы были странными, и островитянка была готова допустить возможность того, что они воздействуют на разум, но ни она, ни ее спутник не трогали их голыми руками, и в целом всячески избегали прямого контакта. Пока только Севклех показывал признаки влияния, что, конечно, можно было списать на его бóльшую восприимчивость — Нёэнна понимала, что она может построить множество теорий и не подтвердить ни одну из них.

В какой-то момент спутники снова вышли к воде. Сложно было сказать, сделали ли они крюк, или это какой-то другой канал, но, после недолгого обсуждения, они решили пойти вдоль русла.
 — Не похоже, чтобы эти каналы питали колодцы наверху, — заметила Нёэнна.
 — Что? — Севклех слегка помотал головой, словно выйдя из транса.
 — Говорю, что не похоже, что вода из этих каналов питает колодцы уровнем выше. Как и не похоже, чтобы в месте Разлома эта вода выливается наружу. Вот и вопрос, зачем тут каналы, откуда берется и куда девается вода в них.
 — Это границы.
 — Что? — Переспросила уже островитянка.
 — Каналы — это границы между блоками помещений.
 — И ты в этом уверен… почему?
Нёэнна всмотрелась в лицо Севклеха. Она не очень понимала, что именно она пытается найти, но пока что ее спутник ответил ей ясным и спокойным взглядом — пусть круги под глазами и говорили о беспокойной ночи.
 — Я не сразу понял, но чем дольше мы ходим, тем больше это напоминает мне структуру Башен Владык. — После того, как она дала знак, чтобы он продолжил, Севклех объяснил: — У Башен в плане каждого этажа заложена сетка-символ, ргех, который концентрирует в себе какой-либо аспект. Так скапливается сила, которая, в свою очередь, отражает мощь Владыки.
 — И что же за символ может быть здесь?
 — Мы не прошли все комнаты, и без плана сказать наверняка… сложно. Но, если это основание, то скорее всего инг, якорь. Все всегда начинается с якоря.
Островитянка помолчала, обдумывая новую информацию. Проверить то, что она сейчас услышала, у нее не было возможности: у нее не было ни источников, ни знаний, чтобы подтвердить или опровергнуть слова ее спутника. В голову пришла другая мысль.
 — А что выйдет, если символ инг расколоть пополам?
Севклех побледнел.
 — Якорь разрушится. Я никогда… никогда не слышал о подобном, и даже не думал о такой возможности!..
 — Но это плохо.
 — Это… катастрофа.

Двое исследователей вздрогнули. Этот протяжный, звенящий эхом звук прозвучал внезапно, одновременно откуда-то издали и как-будто бы рядом, на ухо. Аналитическая часть сознания Нёэнны отметила, что вот оно, то эхо, о котором рассказывал Фэх, но основная ее часть была поглощена столкновением с чем-то, с чем ей не хотелось встречаться. Ее разум захватили ощущения: страх, радость, бесконечное горе и ослепительное счастье, девушку одновременно знобило и бросало в жар, ее трясло. Все это было лишним, не ее, чужим, и грозило поглотить.
Вой прекратился так же резко как и возник.
Севклех выглядел не лучше; оба спутника тяжело дышали.
 — Вот… вот это, — слабым голосом произнес Севклех, — происходит, когда ломается сетка якоря.
 — Что… что это такое?
 — Я не знаю. Все и сразу? Вся реальность, которая была тут сосредоточена, слиплась? Преобразилась?.. Я… не знаю.
Повисло тяжелое молчание — оба товарища пытались отдышаться. Нёэнна озиралась, высвечивая фонарем пространство вокруг. Двое спутников оказались окружены пустотой, ближайшие стены было не видно за пределами света. Вода в канале поблескивала маслянистой пленкой, и островитянка решила, что к ней лучше не прикасаться.
 — У меня есть… теория, — старательно контролируя дыхание, произнесла Нёэнна, — что это как-то связано с кристаллами, что мы тут видели.
Севклех ничего не сказал, но повернул голову в ее сторону, ожидая пояснений.
 — Кристаллы это нечто вроде, хм, концентрата. Концентрированная реальность? И тут они… повсюду. — Немного подумав, Нёэнна решила добавить чуть-чуть информации из той, которую она не должна рассказывать людям не с островов, но сейчас это знание казалось важным: — На корабле ты заметил, что у нас есть ргеда-ту-сул и удивлялся, что это за термин. Мы используем ргедок, это… это лед, который можно найти только в водах вокруг Митсула. У него есть множество свойств, и, я уверена, нам известны далеко не все из них. Но есть одна черта — при контакте с голой кожей ргедок словно передает поток чьего-то сознания. По крайней мере, это то, как мы привыкли описывать это ощущение, и я могу совершенно точно сказать, что это сознание — и мысли — кого-то другого.
 — Проводила эксперименты?
 — Нет-нет, это была бы какая-то запредельная глупость… Так… сложилась ситуация.
 — Ргедок, ргедок, — Севклех устало потер виски, — все еще странное слово. Что произошло с идеей?
 — Это очень философский вопрос.
 — Я не понимаю окончание этого слова, но теперь мне кажется, что оно очень важно. Откуда вы его узнали?
— Насколько мне известно, обозначение «ргедок» придумал капитан Вельда Ек, еще в первое десятилетие после Исхода. — Видя непонимающее лицо своего товарища, Нёэнна пояснила: — Вельда Ек был одним из капитанов, которые вывезли спасшихся тидорцев на острова Архипелага. Один из четырнадцати, который, после основания первых поселений, начал искать способы воспроизвести технологии Тидора, и в одной из экспедиций обнаружил льдины, выяснил их свойства и нашел им применение…
 — Все еще странно слышать, что твой народ считает себя наследниками моего. Вельда Ек действительно похоже на тидорское имя. Когда это было?
 — Исход? Где-то в начале появления Создателей, незадолго до Эпохи Изменений. Точной даты появления ргедока в жизни Архипелага я тебе не назову, но вскоре после начала Эпохи Изменений.
Островитянка резко оборвала пояснение, когда ей в голову пришла новая мысль.
 — Слушай… а что, если «ргедок» это два слипшихся слова? И оно стало обозначать что-то, чего не существовало до этого?
 — Новое явление, новое слово?
 — Да.
 — Такое… возможно. Потому что аланг одновременно описывает и утверждает существование чего-либо. — Помолчав, Севклех продолжил: — Мне не приходит на ум ни одно слово, где было бы окончание «док» или «ок». Вернее, приходит — и их слишком много.

В этот раз Нёэнна тоже услышала шепот, и, несмотря на тревогу, мгновенно отозвавшуюся холодным потом, она не смогла не отметить отличие от эффекта при прикосновении к ргедоку. Тогда это был бессвязный поток эмоций, и крик-эхо, что заполонил пространство совсем недавно, был к нему ближе, чем это, вполне конкретное, обращение. Осознание того, что нечто общается с ними еще больше усилило тревогу. Она была в этом не одинока — Севклех также нервно озирался, пытаясь найти источник звуков, но в их напряженном состоянии свет от фонарей казался еще тусклее, а разум дорисовывал бесплотные ужасы в темноте.
— Нам… следует продолжить путь, — наконец произнес тидорец. Круги под его глазами еще отчетливее выступили на посеревшем лице, и он придвинулся ближе к Нёэнне. — Еще многое предстоит увидеть.
По его лицу было понятно, что он сам не уверен в своих словах.
 — У меня есть подозрение… что нам тут не рады, — с нервным смешком ответила она своему спутнику, — так что, мне кажется, нам лучше поискать выход.
 — Боишься?
 — Боюсь. И ты боишься.
Спутники переглянулись и почти одновременно тяжело вздохнули.
 — Посвети мне, хочу свериться с компасом и картой, вдруг мы недалеко от одной из лестниц наверх, — островитянка передала свой фонарь Севклеху и полезла в одну из сумок.
Стрелка компаса показывала, что канал идет на запад, поэтому, если двое исследователей будут держаться течения воды, то смогут выйти к Разлому. По пути они могли бы поискать возможные подъемы на верхний уровень, но, при самом плохом раскладе, у них было с собой необходимое снаряжение, чтобы взобраться по стене ущелья обратно на поверхность. У Нёэнны все еще не было четкого представления о том, насколько глубоко это подземелье — по ее подсчетам, высота в залах могла быть от девяти до пятнадцати метров, а сам потолок всегда оставался как-будто бы едва за пределами радиуса света лампы. Еще раз сверившись с компасом и убедившись, что он указывает на запад, островитянка поделилась своим простым планом с товарищем.
 — Я бы предпочел лестницу. Пару дней назад я бы с удовольствием дошел до Разлома, но теперь у меня есть стойкое ощущение, что это именно то место, которое нам нужно избегать. По крайней мере, пока мы находимся тут, в этой пирамиде.
 — Согласна, — пожала плечами Нёэнна, — от Разлома и в более приятной обстановке нельзя ждать хорошего.

Товарищи продолжили свой путь вдоль канала, не отвлекаясь на ответвления комнат, периодически возникавших в пределах видимости. Пару раз они проходили нечто, что можно было бы описать портиками, врезавшимися в русло. Это были очень условные архитектурные элементы, как, впрочем, и все, что попадалось им ранее; архитектура Красной пирамиды была максимально проста в своей чистой геометрии. У портиков были массивные столбы, которые, очевидно, поддерживали свод подземного уровня, но на них не было никаких украшений.
Про себя Севклех радовался, что им пока не попадались новые рельефы — последнее столкновение с этими странными изображениями здорово его встревожило.
В какой-то момент они пересекли нечто, что можно было бы описать аркой — они даже ненадолго остановились, чтобы проверить нет ли там каких-то надписей или изображений, но каменные плиты были все так же чисты, и все так же покрыты маслянистой пленкой. Вой прорезал тишину руин еще дважды, а за счет эха преследовал дольше и не давал определить, откуда исходит звук. Что издавало этот вой спутникам было уже не особо интересно: само явление серьезно действовало на нервы, и не было никаких сомнений, что столкнуться с источником крика им не хочется.
Масло в фонарях начинало постепенно подходить к концу, и им даже пришлось слегка приглушить в них яркость, чтобы топлива хватило подольше.
 — Странно. Мы вроде не так долго идем, а масло, рассчитанное на примерно шесть часов, уже на исходе, — заметила Нёэнна.
 — Хотел бы я сказать, что удивлен! — Криво усмехнулся Севклех. — У меня уже пару часов как подозрение, что это место с нами играет. Не может такого быть, что мы столько идем, и никак не выйдем к середине пирамиды, там, где Разлом!
 — Почему ты решил что это именно влияние места?
 — Если тут была сетка символа, и она разрушилась — у реальности тут свои правила, нам не знакомые.
 — А если мы попытаемся их разгадать?
 — Каким образом? Попросить: «Уважаемая пирамида, нам бы на улицу выйти, пожалуйста»?
 — Вежливость никогда не повредит, — пожала плечами Нёэнна, а потом снова сверилась с компасом, вгляделась дальше в темноту и прищурилась. — Мне, может, и кажется, но там что-то поблескивает впереди. Иначе, чем кристаллы.
Канал расширился и замкнулся в границах круглого пруда. Вода в нем мало отличалась от той, что текла по руслу, но дна этого водоема было не разглядеть: либо он был гораздо глубже канала, либо там было что-то, что не давало разглядеть поверхность под толщей воды. Впервые с момента, как спутники вошли в Красную пирамиду, они почувствовали порыв свежего воздуха, пусть в темноте и не было видно выхода. Легкий сквозняк указывал либо на близость подъема на уровень выше, либо на близость Разлома — впрочем, рассудила Нёэнна, обрыв должен быть более заметным, и, даже если на улице глубокая ночь, отсутствие стен было бы заметно. Может, ее товарищ и высказал идею о том, что эти руины развлекаются с исследователями и водят по какому-то своему, не поддающемуся логике, маршруту — и она даже не спешила с этим спорить! — но ощущение свежего воздуха сложно было с чем-либо спутать.
Стоило им пройти чуть дальше, как вокруг этого пруда стали заметны постаменты со статуями. Вернее, остатками их: пока не было видно ни одной целой фигуры. У островитянки возникло ощущение дежавю, ведь примерно такую же композицию в виде полукруга они с Лиё обнаружили на Пэге. На первый взгляд, эти статуи были сделаны из той же не-бронзы, как и те, найденные на пляже, но местные фигуры были еще сильнее деформированы, и их изначальная атропоморфная суть была невероятно искажена. Сложно было даже описать это видоизменение, поскольку статуи на Пэге пострадали от воды и металл изменился соответствующе. Здесь же казалось, что эти фигуры расплавили, а потом материал обрел сознание и принял причудливые формы. У некоторых из скульптур лучше угадывались человеческие очертания, но большинство из них лучше подходило под описание металлических деревьев — уж очень некоторые отростки напоминали ветви.
 — Вот мы и в центре «якоря», — заявил Севклех.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Центр, — он жестом обвел скульптурный полукруг, — пусть и инверсированный, но все-таки центр всего знака. Эти статуи — дополнительные якоря, как точка в конце предложения, окончательно закрепляют реальность. Правда, то, что с ними произошло, подтверждает мои подозрения о преображении реальности.
Он замолчал и подошел к ближайшей из статуй — она выглядела так, будто из половины лица проросло дерево — протянул было руку, словно хотел прикоснуться, но вовремя остановил себя.
 — Дома были такие же… Значит, эта Красная пирамида и вправду откуда-то из прошлого.
 — Древнее древности, да? — Нёэнна тоже подошла к статуе и стала ее осматривать, пытаясь соотнести то, что она видит здесь, с тем, что она видела на Пэге. Эти скульптуры были первым, что не было покрыто маслянистой пленкой или кристаллами из всего, что они встретили на нижнем уровне пирамиды. — Ты сказал, что у тебя дома были такие же?
 — Да, — Севклех перешел к другой статуе, островитянка последовала за ним, — каждый центр основных уровней так отмечался.
 — А что они изображают?
 — Разное, — пожал плечами ее спутник, — где-то это были эмоции, где-то — движения из танца. Я слышал, что в одном из городов все центры были отмечены сценками из популярной пьесы «Цветок-звезда».
 — То есть… они тут для красоты?
 — Можно и так сказать.
 — Хм. Я привыкла, что у вас все имеет свою функцию, вот и удивилась.
Она еще раз осмотрела скульптурную композицию.
 — Я вот думаю… стоит ли это зарисовать?
 — Ты сама сказала, что топлива в фонарях осталось мало.
 — И то верно, — вздохнула Нёэнна.
Однако уходить совсем без ничего отсюда не хотелось, и она начала осматривать пол в надежде найти кусочек металла, который можно было бы взять с собой и после осмотреть в более комфортных условиях. Ей повезло — центральная статуя была наиболее разрушенной, и земля вокруг постамента была усыпана небольшими осколками этого необычного сплава. Аккуратно подцепив один из кусочков щипцами и убрав его в один из карманов сумки, Нёэнна внимательнее вгляделась в эту фигуру.
В какой-то мере эта статуя была похожа на дерево, расколотое молнией пополам, но при этом одна половина полностью деформировалась в нечто текучее и ветвистое, в то время как другая сохранила человеческие черты. Эта же часть и выглядела наиболее пострадавшей: буквально на глазах у островитянки от лица фигуры откололся кусочек и с тихим звоном упал на землю. Сложно было определить эмоцию в чертах половины головы, но, в отличие от бис-ингов, тут были пусть и условные, но глаза, нос и рот, то есть — полноценное лицо. Под светом фонарей и от блеска металла настроение менялось. Казалось, что оно безмятежное, но стоило чуть сместиться в какую-то из сторон, как оно приобретало окрас ужаса или гнева, и возникало ощущение, будто статуя следит за передвижением Нёэнны.
Чувство слежки нервировало, и она вернулась к своему товарищу. Севклех все так же стоял у крайних скульптур, и словно прислушивался к чему-то. Не сразу заметив появление своей спутницы, он отметил:
 — Мне кажется, что от этих фигур исходит какой-то звук. Он не похож на скрип металла… а как гул. Как от ргеда-ту-сул на ваших кораблях.
Нёэнна прислушалась.
Гул действительно был, хоть и отличался от того, что издавал механизм ргеда-ту-сул — тот был статичным и не менял тональности, в то время как статуи издавали его урывками, и как-будто бы из разных точек.
 — Это… похоже на звук раскаленного металла, когда его разливают по форме, — после недолгого молчания произнес Севклех.
Островитянка согласно кивнула, но, продолжая вслушиваться, отметила дополнительный ритм.
 — Я слышу… стоны? — Она с опаской вгляделась в статую: у этой фигуры совсем не было головы, как и большей части тела. Под ее взглядом — пусть Нёэнна и не могла сказать, что это действительно произошло, неровная металлическая поверхность скульптуры словно чуть-чуть сдвинулась вверх. Нёэнна отшатнулась. — Либо мои глаза меня обманывают, либо эти статуи меняются.
 — Меняются? — Переспросил ее спутник и тоже начал пристально следить за скульптурой перед ним. Через пару мгновений он вздрогнул и отошел. — Двигаются… значит, это место еще очень активно. Нам лучше уходить отсюда.

Севклех снова дернулся. Прямо на их глазах на статуе возникло и тут же исчезло лицо. Металл противнее и громче заскрипел.
 — Нет, спасибо, — ответил в сторону фигур побледневший тидорец, осторожно пятясь назад.
 — Что происходит? — Спросила Нёэнна.
— Ты не слышала? Эта статуя хочет, чтобы я к ней прикоснулся, но я знаю, что ничем хорошим это не закончится. Это все неправильное, хищное, такого не должно быть!

Севклех был уже достаточно далеко, как Нёэнна, с запозданием сообразившая, что прямо сейчас ее товарищ слышит только ему доступный диалог, оказалась среди металлического леса, с ужасным скрежетом тянущего свои ветви в сторону удаляющейся фигуры. Обломки центральной статуи слились в нечто змееподобное, и как ртуть потекли вслед за Севклехом, оставляя за собой маслянистый, поблескивающий след.
Недолго думая и не до конца осознавая свои действия, островитянка отбросила фонарь в сторону центра скульптурной группы, выхватила свою лопатку и, в два прыжка оказавшись у "змеи", вонзила лезвие в ее тело. Лопатка с искрами и скрежетом прошла сквозь металл и застряла в полу. Невероятное создание несколько раз трепыхнулось, но, судя по всему, было прочно прибито к земле. Лезвие лопаты начало стремительно покрываться кристаллами, и, выпустив рукоять из рук, Нёэнна припустила за быстро удаляющимся огоньком от фонаря Севклеха.