ГЛАВА 17

Торговля между караваном из Апласа и кочевниками была, конечно, скорее бартером, где торговцы передавали необходимые для народа Ур вещи, которые не добыть в степи, в обмен на ткани и керамику, которую создавали здесь. Эгех как-то прочитал целую лекцию о том, чем привлекательны изделия степняков — в основном, редкими, доступными только в этой местности, минералами, которые использовали как пигменты для окрашивания как ткани, так и глины, и теперь и Нёэнна, и Севклех, пусть последний с меньшим интересом, могли как следует оценить ремесло кочевников.
Текстиль, согласно объяснению от Эгеха, ткался из пряжи на основе волокон одной из степных трав, похожих на хлопок, а структура местных станков позволяла делать более крепкое полотно, устойчивое к износу. Большинство шатров и палаток на стоянке кочевников были именно из него. Но особенную ценность эта ткань приобретала уже после окрашивания в характерные лучистые узоры, яркость цвета которых сохранялась на протяжении долгого времени и не выцветала. В керамике Нёэнна разбиралась чуть больше после своего пребывания в Ремесленном корпусе, и могла самостоятельно оценить предметы. Из того, что она успела заметить, здесь использовали красную глину и не использовали гончарный круг, отдав предпочтение ручной лепке, что, в целом, было разумно для кочевого образа жизни. По этой же причине островитянка подозревала, что изделия обжигают в ямах, уж очень характерными цветными пятнами переливались предметы. К тому же правило про то, что нельзя беспокоить гончаров с рассвета до полудня приобретало смысл: это самый ответственный момент после ночного бдения. На Пэге Нёэнна видела одного умельца, который поставил себе целью попробовать все способы обжига керамики, а заодно придумать новые, и все знали, что его нельзя трогать во время процесса извлечения работ из печи, если не хочется получить раскаленной кочергой.
Севклеха же явно больше привлекала атмосфера. В отличие от рынков Апласа здесь все происходило куда спокойнее, но в невероятных темпах, несмотря на количество разговоров между торгующимися. При этом разговоры далеко не всегда касались обмена, и могли бы напоминать светскую беседу с поправкой на языковой барьер — многие из кочевников действительно едва говорили на науланге, но это не мешало обеим сторонам вести диалог. Не менее удивительными были объемы запасов, которые все доставали откуда-то караванщики. Металлические пластины, деревянные шкатулки, разнообразные инструменты, огромные мешки с зерном и крупами, несколько книг и верх роскоши: подзорная труба, которая и в городе стоила приличных денег, а здесь предлагалась в обмен на пятнадцать сосудов и три рулона ткани. Из обрывков разговоров стало понятно, что завтра к здешней стоянке прибудут несколько человек из другого племени, так что подзорная труба вполне могла найти своего хозяина.
Друзья оказались втянуты в помощь с торговлей, в основном, в качестве носильщиков, но среди кочевников принцип бартера распространялся на все сферы жизни, и забота обменивалась на труд. Дополнительным бонусом было то, что работа отвлекала Нёэнну от воспоминаний о Грани, которые долго могли преследовать, стоило подумать о ней хоть раз, а Севклеха — от угрюмых размышлений о степени своего отличия и всех тех безрадостных причин, по которой он оказался там, где оказался, и их последствиях. В итоге, к вечеру товарищи были основательно вымотаны, но зато могли сказать, что они положили начало хорошим отношениям с кочевниками этого племени.

День двадцать первый первого сезона.


Сегодня мы знакомили кочевников с нами, помогали караванщикам с процессом торговли и наткнулись на очередное откровение.
Итого: воспоминания о Грани не так поглощают тут, в степи, под солнцем. И кажется южные воды Архипелага — одно большое кладбище, и мы сотни лет использовали чьи-то останки для того, чтобы наши механизмы работали.
Если капитаны Исхода были действительно из империи Тидор, как они не могли знать этого? Неужели Вельда Ек счел ргедок достойной платой за то, чтобы наши корабли ходили быстрее? Может, ргедок это что-то иное, не осов-кисем-ргех, но уж слишком хорошо сочетается «кость несбывшейся мечты» и тот шквал обрывочных сознаний — осколков — который обрушивается, стоит прикоснуться к льдине…
Что мне делать с этой информацией, я не понимаю. Написать домой, в Инженерный корпус? Даже если мои слова воспримут всерьез, то как это проверить? Новые эксперименты, которые будут сомнительны с этической точки зрения, чтобы выяснить, чьи-то ли это останки? Насколько это открытие покажется критичным для того, чтобы полностью изменить наше общество, отказаться от того, что дает нам преимущество и автономию? Стоит ли оно того, это переживание, что используется топливо, которое по происхождению не так уж сильно отличается от угля, и разница лишь в том, что одно мы можем добывать, а другого на островах — нет?
Новый день начался почти как предыдущий: Севклех ранним утром отправился развлекать кошек, а Нёэнна решила не терять время и сразу вызвалась помогать караванщикам. Это была неплохая возможность узнать что-то новое и обыденное, вроде интересных деталей о каких-либо предметах или парой новых слов на языке кочевников, и на время не сталкиваться с переворачивающими мир откровениями. Раньше островитянке хотелось чтобы каждое открытие было именно таким событием, но стоило им посыпаться одно за другим, как появилась потребность в чем-то простом и понятном. Например, за вчера девушка узнала слово маррмак, которое обозначало ткань, шамуш, которое, кажется, переводилось как рулон или сверток, и ушток, что значило обмен. Периодически она вспоминала то, как Гтаух Шшенге Рост рассказывал им, еще совсем юным гимназистам, о своем путешествии по Степи Ур и то, каким сложным и рычащим показался ему их язык. Самой Нёэнне на ум приходило сравнение со звуками, которые издают кошки, и в словах можно было услышать как рык, так и мурчание или шипение. Учитывая особенную связь кочевников с котами подобная аналогия звучала логично.
Возвращение Севклеха, который с каким-то обреченным упорством пытался очистить свой степной плащ от кошачьей шерсти, на стоянку кочевников прибыла делегация из другого племени, о котором вчера упоминали. Их появление ознаменовалось тремя короткими трелями то ли рожка, то ли чего-то подобного, и вскоре в центре лагеря, где сейчас вовсю шла торговля, появилось трое всадников на тех же тонконогих и пряморогих животных, которых друзья видели в день своего прибытия. За собой они вели двух туров, груженных тюками с предметами на продажу. Гости сперва поздоровались с местными, не торопясь разгружать свою поклажу, и с интересом оглядывали торговцев из Апласа — и двух друзей заодно, переговариваясь между собой.
 — Ты обещал рассказать, что это за звери такие, — напомнила своему товарищу Нёэнна. — Ясбев, или что-то в этом роде?
 — Точно, обещал. Это ясбемов, «зверь синего цветка», или кто-то очень похожий.
 — А поподробнее?
 — Ну, они довольно редкие, и их мало, — Севклех задумчиво оглядел новоприбывших, один из которых как раз повел этих животных куда-то, махнув своим спутникам. — Правда, я теперь сомневаюсь в этом утверждении, потому что тут в степи мы встретили их уже много. В общем, ясбемов считаются вестниками изменений, знак потенциала. На севере у нас их связывали еще и с цветами ясбем, отсюда и название, но это было скорее суеверие, и никакой взаимосвязи между растениями и этими зверями не нашли. Тут в степи они, правда, другие. Вживую я не встречал ясбемов, но на иллюстрациях у них рога всегда были выше и ветвистее, хоть и такие же странно прямые, да и пятна на крупе ярче и светлее…
 — Может, это подвид какой-то?
 — Хотел бы я сказать что я не слышал о том, чтобы у ясбемов были подвиды, но мое незнание чего-то давно перестало быть аргументом. Может, есть разновидности. Степной ясбемов — я не удивлюсь, если так оно и будет.
 — Самым простым будет узнать у местных, как называются эти звери.
 — У новеньких?
 — Думаю, лучше у уже знакомых, — Нёэнна задумчиво окинула взглядом делегацию. Кочевники закончили с приветствиями, и начали ходить между импровизированных лавок торговцев. — Только позже, если мы хотим и дальше помогать с торговлей.

Подзорная труба вызвала неожиданный ажиотаж. Если вчера местные смотрели на нее как на диковинку, но не особо нужную, то сейчас, когда с ней проявили интерес люди из другого племени, рядом с прилавком возникло самое настоящее столпотворение, где каждый пытался перекричать другого и на ломаном аланге вперемешку с языком народа Ур шла ожесточенная торговля. Караванщик, вокруг чьего товара все столпились, не выглядел удивленным и с тем же упоением включился в торг. Как потом пояснит друзьям Эгех, время от времени караваны привозят из Апласа подобные предметы: роскошь даже для горожан, вещь полезная, но скорее статусная, к которой в первый день особо не подходят, и только под конец пребывания каравана рядом со стоянкой кочевников начинаются торги. В этот раз все случилось пораньше из-за прибытия новых лиц из другого племени, но в самом ажиотаже ничего необычного нет.
При вопросе о том, как называются те животные, на которых ездят верхом кочевники, предводитель каравана, который уже был привычным источником информации о степях, неожиданно не смог сказать много.
 — Вроде их называют гарза, — пожал плечами Эгех, — кроме как в степи я таких не видел, но я и не особо был где. Больше ничего сказать не могу, не интересовался как-то. Если вам прямо нужно знать, то поговорите с Умишей, она тут что-то вроде главного пастуха. Вы вчера с ней виделись, мы с ней обменивались на двух туров.
Умиша запомнилась Нёэнне очень строгим лицом в общении с людьми, и очень нежной улыбкой в сторону зверей — тех самых туров, которые были нужны каравану, чтобы довезти все новые товары обратно до Апласа. Ее шатер ожидаемо стоял на краю лагеря, там, где рядом паслись вьючные животные и те, кого Эгех назвал гарза.
 — Ум-ором, Умиша! — Блеснул выученным словом Севклех, приветствуя пастуха. Женщина, до их прихода чистившая одного из пряморогих, с удивлением посмотрела на пару товарищей. — Если позволишь, нам очень интересно узнать про этих зверей.
 — Ум-ором, брекран, — Умиша слегка склонила голову вбок, — а зачем?
 — Дело в том, что я читал о похожих животных, и хотел понять, это те же или другие.
 — Уш, гарза ур-ията, — пастух кивнула и похлопала зверя по крупу. — Быстрый степной зверь. Умур быстрее, но на них нельзя брек, ехать.
 — Вы называете их гарза? — Уточнила Нёэнна.
 — Уш-морток, нет! Гарза это быстрый, но этот ур-ията называем микаршуш, — тут Умиша немного замешкалась, очевидно, пытаясь перевести слово, — Мик, свет, ар-шуш, — тут она помахала рукой между короткими рогами животного.
 — Получается, «свет между рогами»?
 — Уш-котром, да! Дикие микаршуш с большими рогами, таур, высокие, и мик, свет. Мы их делаем рат, низкий, чтобы не светить и быть шартум.
 — Уш-крак, это очень интересно, — улыбнулся Севклех, — а эти микаршуш всегда жили в степи?
 — Уш, сколько я помню, всегда рядом.
 — Очень интересно, — повторил Севклех. — Спасибо еще раз, ты нам очень помогла. Не будем больше отвлекать!
Пастух проводила их несколько подозрительным взглядом, не поняв их неожиданного и краткосрочного интереса к зверям, но в итоге вернулась к своим занятиям, продолжая ухаживать за животными кочевников.
 — Итак, у диких… микаршуш высокие рога, которые светятся. Похоже на ясбемов? — Спросила Нёэнна у своего товарища.
 — Да, это очень похоже на их описание. У нас говорили, что рога ясбемов светятся потенциалом того, кто на них смотрит, и чем ярче, тем его было больше.
 — То есть, не сами звери приводили к изменением, а как… «видение», — островитянка сделала кавычки в воздухе на этом слове, — чтобы тот, кто встретил его самостоятельно и по собственной инициативе начал способствовать изменениям в своей жизни. Как… самосбывающееся пророчество.
 — Если смотреть на это с такой стороны, то да. Хотя мне всегда ясбемов казались источником дополнительной силы, и при встрече с ними можно изменить реальность сильнее…
 — Тогда на них должны были бы активно охотиться.
 — И такое случалось, верно. Мне кажется, я слышал о двух таких охотах в свое время. Сам я считал себя итак достаточно сильным, чтобы творить могущественные ргех-инн, все-таки я готовился стать Сопровождающим.
 — Да, для летучих кораблей должно было быть необходимо большое могущество.
 — Крайне почетная должность, — мечтательно улыбнулся Севклех, — выше только Владыки Башен.
 — Кстати, давно хотела спросить. Кем были Владыки? У нас на островах о них говорят очень… размыто, только то, что они были очень могущественными, но почему-то уступили силе Создателей, проиграли, а вместе с ними пали и древние империи. Да и что за Башни такие мы тоже не очень знаем, но почему-то мне кажется что тут смысл не только в архитектуре.
 — Не только в ней, верно. Я, вроде, говорил, что в основе каждой Башни лежал фоот-инн, якорь, сосредоточие. Владыки это те, кто удерживал эти якоря, воплощая реальность в, собственно, реальность, и не давая ей расползтись на множество фантазий, и позволяя нам безопасно творить ргех-инн. По крайней мере, в теории, — тут тидорец грустно усмехнулся, — потому что я — наглядное доказательство того, что могущество Владык не безгранично.
 — Может, им стало что-то мешать, лишать силы? Вроде тех оаввов.
 — Знаешь, если бы оаввы лишили сил Владык, а значит, поглотили их, то реальность бы давным давно исчезла.
 — Вся реальность? Ты говорил, что влияние Владык не распространяется на весь мир. Могло ли быть такое… — Нёэнна замолчала, обдумывая возникшую мысль, — могло ли быть такое, что остался огрызок мира? Окруженный… окруженный барьером. Гранью.
Севклех от неожиданности остановился и оглянулся на подругу.
 — Знаю, идея так себе.
 — Совсем плохая. Я даже думать о таком не хочу.
 — Но очень логичная, — островитянка словно не слышала слов друга, — если учитывать все обстоятельства твоего появления, то, что ни одна карта не напоминает тебе ничего знакомого, оавв под Красной пирамидой, Разлом, Грань, которая очерчивает Известный мир идеальным кругом, и в море рядом с которой плавают кости несбывшихся идей… слишком складно, чтобы быть чепухой.
 — Я… не хочу об этом сейчас думать. Смотри, закат какой красивый! — Севклех сделал ударение на последней фразе, пытаясь сменить тему разговора. — И завтра наш последний день в компании Эгеха. Надо будет попросить его передать что-нибудь Фэху!
 — Ты думаешь, у Фэха нет сувениров от своего кузена? — Нёэнна не стала сопротивляться и поддержала переход на новое обсуждение.
 — Ну, это наверняка какие-то серьезные вещи, наполненные смыслом. Кувшин там, или плащ. А что если передать ему пучок травы? Или, или, сплести такой же прутик, как Арса для меня сделал, и передать с Эгехом, и попросить его быть очень загадочным?
 — Загадочный Эгех! — Рассмеялась девушка. — Теперь мы просто обязаны попросить его подыграть. Плети свою косичку, благо материала вокруг — море!
Запись третья.
Совсем забыл про дневник.
Я сейчас в степи. Немного греет понимание того, что я теперь не единственный, кто не понимает, что происходит, Нёэнна здесь со мной на равных. Я никогда не видел столько травы и кошек, а этим кошкам я еще и понравился. Главное, чтобы мной не заинтересовалась трава…
Кажется, наши отношения с Нёэнной изменились. Мы больше доверяем друг другу. Точнее, она стала больше доверять мне, у меня не было другого выбора, кроме как полностью ей довериться еще тогда, на корабле ее брата. У этого доверия есть много приятных сторон, но и одно неприятное свойство: некоторые наши обсуждения касаются очень… неприятных тем.
Огрызок мира.
Грань-забор.
Что он ограничивает? Нас или кого-то снаружи?
Иногда я думаю, как бы я справлялся сейчас, если бы успел доучиться до полноценного Сопровождающего. Или я бы не попался в рябь реальности изначально?
Интересно, если бы мне сейчас попался ясбемов, его рога бы светились? Или наоборот, потухли в знак упущенных возможностей?

Не уверен, что мне нравится вести дневник. Он словно вынуждает размышлять на тяжелые темы, а тут, среди высокой травы, мне так не хочется думать, а просто быть.