ГЛАВА 20

Этой ночью Нёэнну пригласили принять участие в аб-коток, «первом сне», как называли первый обжиг на новом месте, и даже предложили добавить в смесь материалов что-то от себя. Немного подумав, девушка принесла пару кусков медной проволоки и последний кусочек плитки сульпского чая. Расставаться с ним было тяжело, но приглашение на этот ритуал ощущалось чем-то важным и нуждающимся в достойном подношении. Ориса, выступивший в роли проводника перед тем, как замолчать на рассвете, тихим и спокойным голосом описывал происходящее на языке кочевников.
Наблюдать за дымом от огня, через глину, которой были укрыты ямы, было умиротворяюще, и каждый раз, когда порыв ветра окатывал Нёэнну дымовой волной, ее словно переносило на Архипелаг. Пахло солью и хвоей деревьев бирн, как будто она снова на Пэге и они с Лиё сидят на веранде лесного домика, и готовятся найти что-то невероятное. Это ощущение не покинуло островитянку и на рассвете, когда начался кропотливый процесс снятия глиняной «крышки» и постепенного освобождения керамики из углей и мусора. Была и пара расколовшихся предметов, но никто из гончаров не выглядел расстроенным, скорее, даже наоборот: их аккуратно сложили в корзину и первыми отнесли в одну из палаток ремесленников. Впрочем, после почти суток без сна Нёэнна недолго думала об осколках, и, вернувшись в их с Севклехом шатер, мгновенно провалилась в сон, наполненный воспоминаниями и предчувствиями.
Проснулась она уже далеко за полдень, окруженная привычным шумом лагеря и жаром солнца, прогревающего ткань шатра. Ее друга не было, но тидорец полюбил проводить день среди кочевников, поэтому островитянка не переживала. Она чувствовала себя на удивление выспавшейся и бодрой, а потому, быстро перекусив, отправилась к берегу озера.
«Координаты <…>, Степи Ур.
Шестьдесят пятый день первого сезона 322 года Э. С.
Колосс IIУ-б/и (?)-отд.
Видимая часть колосса — рука. Основание находится в озере, глубина <…>. Рука имеет схожую иконографию с IУ-б/и (?)-отд.: протянутая рука, в которой удерживается солнце. (Прим.: пока были только встречены примеры, в которых солнце изображено в виде пламенного обруча). На первый взгляд, материал также красный порфир».
Довольная первой записью, Нёэнна отложила тетрадь и подошла к воде. На ощупь вода в озере была не сильно холоднее моря у Архипелага в это же время года, поэтому грядущий заплыв не пугал. Главное, что спокойная гладь водоема хоть и отражала небо и ослепительный свет солнца, но не сильно затрудняла осмотр дна в поисках удачного места для захода. Именно за этим занятием девушку и застал Севклех.
 — Вот уж не думал, что после ночи без сна ты полезешь в холодную воду!
 — Не такая она уж и холодная, — пожала плечами Нёэнна, — Доводилось плавать и в более прохладных условиях.
 — Я уже понял, что вы на Архипелаге такие… суровые аскеты. Но присоединяться не буду — не мой образ жизни, уж извини.
 — Твое право, — снова пожала плечами островитянка.
 — Но я буду так добр, что позабочусь о том, чтобы в нашем шатре тебя ждали горячая еда и местный травяной чай. — Мужчина поежился под порывом ветра, который, несмотря на припекающее солнце, оставался довольно холодным. — И, пожалуй, принесу тебе сюда одеяло…
Словно опасаясь, что его все-таки вынудят заходить в воду, Севклех быстро скрылся за палатками исполнять обещанное. Его подруга также решила не терять время, и, аккуратно сложив вещи на берегу, вошла в озеро. Нёэнна поборола шок от контраста температур, мимоходом заметив, что за последний год отвыкла от подобных заплывов, и уверенными движениями человека, который плавал всю жизнь, направилась к своей цели.
Судя по тому, что нижние слои водоема были скорее ледяными, озеро подпитывалось родниками. Водорослей было на удивление мало, как не было похоже, что тут обитает рыба. Такое отсутствие жизни в воде в противовес тому, насколько наполнена ей степь, было едва ли не самым странным, с чем столкнулась Нёэнна с тех пор, как выехала из Апласа: словно это озеро действительно было осколком зеркала, которое приобрело глубину и мокроту. Статуя оказалась чуть дальше, чем выглядело с берега, но островитянка подозревала, что это особенность колоссов — быть обманчиво близкими. Однако, благодаря абсолютно прозрачной воде, становилось понятно, что вся скульптура представляет собой исключительно руку, либо весь остальной колосс был зарыт так глубоко под землю, что увидеть его не представляется возможным. Первый нырок позволил чуть лучше разглядеть основание, и Нёэнна даже отметила небольшой постамент, утопленный в дно озера. Второе и третье погружение дало возможность рассмотреть рельефы на постаменте, которые тут тоже были: в соответствии с местом, в котором располагалась статуя, резьба показывала играющего с солнечными бликами кота. К сожалению, больше ничего на дне было не разглядеть, и островитянка закончила с ныряниями.
При близком контакте рука действительно оказалась сделана из красного порфира, гладкого и теплого под солнечными лучами. Наклон, под которым скульптура поднималась из воды, был довольно постепенным и удачно повернутым таким образом, что по статуе можно было бы незаметно взобраться — Нёэнна не уточняла, можно ли лазить по колоссам, и поэтому решила, что на всякий случай это надо сделать скрытно. Подъем дался непросто. Ветер, еще сильнее дувший над озером, пробирал до костей и норовил снести с гигантской руки, а мокрые пальцы с трудом цеплялись за гладкий камень, но островитянка упорно продолжала свой путь.
Наверху, на ладони У-мшийята, каменные пальцы защищали от ветра, а отражающийся от обруча-солнца свет слепил глаза, как если бы девушка смотрела прямо на солнце. Проморгавшись, она заметила, что чуть не наступила на гнездо какой-то большой птицы — первый признак жизни, которая присутствовала на этом озере. Впрочем, гнездо было явно заброшенным: длинные тонкие веточки едва держались в сплетении полуистлевших колосьев степной травы, а ярко-синие скорлупки, остатки которых можно было разглядеть на дне, тихо шуршали под потоками воздуха. Нёэнна не была сильна в орнитологии, поэтому не стала даже предполагать, что за птица могла тут обитать, но решила взять кусочек с собой на случай, если кто-то из кочевников сможет ей рассказать. Стоило островитянке наклониться, чтобы выбрать наиболее крепкий фрагмент, как она заметила зеленоватое пятно чего-то, на чем стояло гнездо. Этим пятном оказался небольшой диск из, очевидно, меди, покрытый толстым слоем патины — настолько, что было невозможно рассмотреть какие-либо детали. Предмет выглядел чужеродно, словно оказался здесь случайно, и, вполне вероятно, был принесен той неведомой птицей, основанием жилища которой он стал. Недолго думая, Нёэнна разложила этот диск вместе со скорлупкой по карманам, и, не найдя в ладони больше ничего интересного, начала свой путь вниз.
«Подтверждено: материал красный порфир, полирован. Видимая часть скульптуры (т. е. рука) и составляет всю композицию. На дне озера установлен постамент, с рельефом, соответствующим мифологии Народа Ур. Примечательно что само озеро не имеет привычной для подобных водоемов флоры и фауны, отсутствует в том числе и ил.
* В ладони статуи было обнаружено заброшенное гнездо степного ястреба (скорлупа была опознана кочевниками).

Дополнено от шестьдесят девятого дня первого сезона.
Согласно словам старейшины, колоссы — это прямое воплощение солнца, под чьим солнцем видна реальность. В определенной степени замысел схож с бис-ингом, закрепляющим реальность, но более проактивной».

Манускрипт про леёйерин можно было считать прочитанным: после удачи с главой, описывающей химические реакции, друзья не смогли найти еще хоть один внятный отрывок, только обрывки фраз и расплывчатые очертания иллюстраций, которые только путали. Завершалась написанная часть — оказалось, что несколько последних страниц были абсолютно пустыми, — отпечатком чьей-то руки в огромном чернильном пятне. Возможно, это был последний след владельца той найденной сумки, что вызвало неприятные воспоминания о Красной Пирамиде, и манускрипт был возвращен в глубины рюкзака Нёэнны. Исследовательница решила не избавляться от него, хотя желание было достаточно сильным: информация о взаимодействии лёйерина с другими реагентами казалась слишком ценной, чтобы потерять, а страницы слишком хрупкими, чтобы аккуратно вырвать их из книги.
Найденный диск, который был, скорее всего медным, сильно пострадал от воздействия элементов. Патина была настолько плотной, что в полевых условиях, без нужных инструментов и реагентов, избавиться от нее не представлялось возможным. Его наполнение до тех пор оставалось загадкой. Островитянка знала, что медь — податливый материал, и хотя на Архипелаге этот металл никогда не использовали в таком ключе, ей было известно о случаях, когда на медных табличках хранили информацию. Это подтвердил и Севклех, когда рассказал, что значительная часть знаний Сопровождающих хранилась на схожих дисках, и у друзей были большие надежды на эту находку.
Возможно еще сильнее, чем сама находка, тидорца заинтересовало то, откуда она могла появиться, ведь, если диск оказался в птичьем гнезде, значит он был откуда-то принесен. Согласно объяснениям кочевников, степные ястребы не мигрирующий вид и не покидают пределов Степей Ур, так что была вероятность, что птица могла принести блестящий предмет откуда-то неподалеку, но, к сожалению, не это не давало направления для поисков.

В течение следующих нескольких недель Нёэнна проводила большую часть времени с гончарами, помогая с физической работой — к самой работе с глиной ее не подпускали, сказав, что в ее сердце «слишком много воды». Как будто в подтверждение этих слов, Ориса подарил ей осколок одного из сосудов с аб-коток, на котором отпечатался зеленый завиток от проволоки и белесый налет от чая. Черепок словно насквозь пропитался запахом морской соли, и островитянка не расставалась с ним, спрятав в нагрудном кармане дублета, как кусочек далекого дома.
В это же время ее друг, устав, в какой-то момент, возиться исключительно с кошками, решил сблизиться с Умишей и примерить на себя роль пастуха. Во время переходов каравана это было не так актуально, но на время стоянок было необходимо подыскивать пастбища для многочисленных туров и микаршушев. На последних Севклеха научили ездить. Это потребовало ловкости и сноровки, ненужной в обращении с неторопливыми турами — эти степные звери были гораздо быстрее. Выгул скота сопровождали несколько охотников, поскольку Степи Ур оставались опасными даже для тех, кто прожил в них всю свою жизнь. Тидорца даже обучили основам владения луком и метанию копья, что, по его признанию, было для него совсем в новинку — раньше не было необходимости в оружии. Впрочем, таланта к сражениям в Севклехе не обнаружилось, и он оставался в роли наблюдателя, полностью отдавая себе отчет, что до серьезного вклада в жизнь лагеря ему еще далеко, но приобретение хоть какого-то прикладного навыка приносило чувство удовлетворения.
В степях чувство времени стиралось: дни были похожи друг на друга, и, если бы Нёэнна не отслеживала календарь, то, скорее всего, не смогла бы назвать точной даты. Тем не менее, одним вечером, делая заметки в дневнике, она с удивлением поняла, что их путешествие по Степям Ур началось ровно сезон назад. На берегу этого озера они провели уже очень много времени, причем, судя по разговорам в лагере, такая долгая стоянка была странной в том числе и для кочевников. Около недели назад островитянка даже поинтересовалась у Димрик, есть ли причина для такого простоя, на что старушка лишь загадочно улыбнулась и кивнула в сторону кота, обитавшего в ее шатре, сообщая, что они ждут «правильного знака». Нёэнну все еще немного поражало то доверие, которое оказывалось кошкам, и безграничная вера в знаки, которое было свойственно кочевникам, поэтому она лишь поблагодарила за ответ и поспешила уйти.
 — Представляешь, сегодня ровно сто дней, как мы находимся в Степях Ур. — Островитянка не смогла не поделиться своим открытием с другом.
 — Значит, что-то должно произойти, — глубокомысленно изрек Севклех, не отрываясь от справочника по минералам, который взяла с собой в путешествие Нёэнна.
 — И ты туда же, — вздохнула его подруга.
 — Мы уже много дней сидим на одном месте, при том, что нас окружают кочевники. Значит, чтобы кочевники начали кочевать, должно что-то произойти, и чем дольше мы остаемся на одном месте, тем больше вероятность, что это что-то произойдет. Скоро.
 — Как я соскучилась по рациональным причинам…
Тем не менее, что-то произошло уже через пару дней. Во время очередного выпаса скота, охотники обнаружили и привели животное, которое Севклех никак не ожидал увидеть в степи: собаку. Густая, почти оранжевая шерсть топорщилась на худом тельце, но в золотистых глазах блестело дружелюбие, подкрепляемое активным вилянием хвоста. Пара котов, которые сегодня решили сопровождать охотников, с недовольным рыком несколько раз обошли пса, принюхиваясь и осуждая. Впрочем, эта собака явно не в первый раз сталкивалась с кошками, а потому смиренно ждала, и, как только те замолчали и отошли, звонко тявкнула и подскочила к тидорцу.
 — Никогда не был так популярен у животных, как в степях, — задумчиво протянул Севклех, машинально наклоняясь и протягивая руку псу. В ладонь тут же ткнулся холодный нос, и мужчина потрепал собаку по голове.
 — Уш, ията тебя любят, — согласно кивнула Умиша, глядя на то, как ластится к нему пес, — но это не простой зверь. Это ията-аш, зверь цели, и они появляются тем, кого надо привести к цели. Значит, у тебя есть путь.
 — Что? У меня… у нас итак был путь.
 — Уш-ту, нет, у тебя есть путь, который ты должен пройти, брекран. — Пока Севклех пытался подобрать ответ, кочевница обернулась в сторону торчащей из озера руки и продолжила, — Котром, хорошо что мы у у-танруш, добрый знак. Подумай над хорошим именем для ията-аш.
 — В твоих словах есть какая-то… финальность.
 — Уш-нерки? Я плохо объясняю. Поговори с Димрик, у-кратак инниран так.
 — Ну, услышать правду всегда полезно, хоть и не всегда понятно. Значит, поговорю с Димрик. Заодно обрадую Нёэнну…

Появлению собаки островитянка, несмотря на опасение тидорца, вполне обрадовалась: оказалось, что их она любит чуть больше, чем кошек, но вот слова друга о том, что очевидно им скоро отправляться в свой самостоятельный путь восприняла с привычным скепсисом.
— То есть, пес просто к тебе подошел, и это сразу означает, что он в курсе того, что тебе нужно и куда идти?
 — Судя по всему, да, — вздохнул Севклех, почесав собаку за ухом и протянув ей кусочек вяленого мяса.
 — Абсолютно одному?
 — Надеюсь что нет! Звучит жутко. Надо придумать этому замечательному зверю имя. Может, Ов-инн?
 — Кошмар, ты бы еще назвал его Собака Пес, — фыркнула Нёэнна. — Как насчет Асгем?
 — Банально, конечно, назвать собаку «верным другом», но почему бы и нет. Асгем так Асгем, верно?
Пес гавкнул, словно бы отвечая согласием, и выскочил из палатки, где снова подал голос.
 — У меня складывается впечатление, будто в Степях Ур звери обладают каким-то потусторонним интеллектом, — задумчиво глядя на выход из шатра протянул Севклех. — Но, и вправду, надо сходить к Димрик. Ты со мной?
 — Если хочешь, то пойду. Погоди, ты сказал, что Умиша назвала Димрик у-кратак?
 — Вроде да. А что?
 — Только то, что я — ужасно несообразительная, — хлопнула себя по лбу островитянка. — Я хотела встретиться с у-кратак, зная, что это что-то вроде старейшины, но не поняла, что в этом племени Димрик и есть у-кратак. Какой позор!..
По пути Нёэнна еще повздыхала своей невнимательности, в итоге утешив себя тем, что даже не осознавая этого, ей удалось узнать у старейшины почти все, что она хотела. На них оглядывались: собака вызвала интерес, близкий к трепету, и кочевники шептались между собой о знаках и о «звере цели». Информация о том, что пес выбрал Севклеха, также уже распространилась по лагерю, и на тидорца смотрели едва ли не с благоговением, чем его жутко смутили.
Димрик их уже ждала, сразу жестом приглашая их сесть на подушки напротив нее. Рядом с ней сидел, внимательно разглядывая друзей и их нового спутника, большой черный кот, в котором, присмотревшись, Нёэнна узнала того, который вел караван с прошлой стоянки до этой. Асгем сел рядом с Севклехом, и устремил не менее пристальный взгляд на кота.
 — Уш, значит, тебя нашел ията-аш. Это хорошо, значит, для тебя, левваат, не все потеряно. — Голос старейшины был размеренным и серьезным, словно она высказывала простые факты. — Умур ждали знака, вот и он. Пора идти.
 — Караван двинется в новое место? — Уточнила островитянка.
 — Уш-котром, мы пойдем. Вам, брекран, следует идти за ията-аш, особенно левваату.
 — Я не понимаю, почему мы должны уйти? — Спросил Севклех. — Разве пес не может идти вместе с караваном?
 — Уш! Спроси у ията-аш, куда вам! — Усмехнулась Димрик, кивнув в сторону собаки.
Друзья переглянулись.
 — Хорошо, — вздохнул тидорец, — Асгем, куда нам идти?
Пес встал, ткнувшись носом в плечо мужчины, повернулся примерно на северо-восток и гавкнул, обернувшись на двух товарищей.
 — Уш, возможно, мы начнем путь вместе, — продолжила тем временем старушка, — но мы идем по зову ур, а вы пойдете в сторону аш. Поэтому вы и не видите среди нас ията-аш — они всегда уходят за пределы каравана.
 — Но мы совсем аршток, мы не знакомы со степью, — растерянно произнесла Нёэнна. — Как нам достичь цели, если мы не выживем? Ни я, ни Севклех не воины.
 — Почему вы называете меня левваат? — Внезапно спросил тидорец. — Я не дух.
 — Уш, я вижу тебя своими глазами! — Развеселилась Димрик. — Но ты сам заявил, что хочешь знать все, прям как другие левваат раньше. В Степи слова имеют силу, помни об этом. Ията-аш проведет вас безопасной тропой, — старейшина снова повернулась к островитянке, — потому что такие же дети У, как и умур. Вы дали ему у-ши?
 — Асгем.
 — Уш-котром, я не знаю этого слова, но чувствую, что оно хорошее.
 — Значит, у нас нет выбора, кроме как пойти своей дорогой? — Немного обреченно спросила Нёэнна.
 — Уш, ты можешь остаться, — пожала плечами Димрик, — но хочешь ли?
Друзья снова переглянулись и, вздохнув, островитянка покачала головой.
 — Нет, одна — не хочу.
 — Сколько у нас есть времени?
 — Уш, через четыре дня будет ором рум, хороший день.
 — Значит, у нас четыре дня. Не так плохо, как могло бы быть, — и, уже тише, тидорец добавил, — в словах Умиши действительно была финальность.
Попрощавшись со старейшиной, товарищи вернулись к себе в шатер. В задумчивой тишине Нёэнна, нахмурившись, начала вытаскивать вещи из своего рюкзака, прикидывая, как удобнее сложить все для их нового путешествия. Через какое-то время к ней присоединился и Севклех, который за время пребывания с кочевниками успел обзавестись целым ворохом предметов, и в подобном занятии они провели остаток дня.
Кочевники также занялись подготовкой к новому переходу, но, несмотря на множество необходимых дел, к друзьям подходили попрощаться и пожелать удачи все их знакомые. Арса и Арша подарили им по платку, и большую часть третьего дня Севклех с Нёэнной провели в шатре тарктак, среди кошек, со своими юными друзьями. Туров им обменяли на микаршуш, и островитянке пришлось быстро учиться с ними управляться: чтобы следовать за ията-уш, им были нужны быстрые животные. Асгем не отходил от тидорца, рыжей тенью следуя за ним. Пес успел немного набрать в весе за эти пару дней, и уже не был таким тощим, как при своем появлении. Нёэнна успела привыкнуть к собаке, и даже радовалась, что Асгем будет рядом, несмотря на то, что именно он и спровоцировал такую внезапную перемену.
Накануне их нового путешествия островитянка заварила свой последний, уже совсем крошечный, кусочек сульпского чая, и вертела в руках осколок кувшина, все так же пахнущий морской солью. Нёэнна размышляла о предчувствиях, путешествиях и побегах, мысленно сравнивая свой путь с Архипелага — побег, в определенном роде, караван из Апласа — совершенно точно бывший побегом из города, и нынешнюю ситуацию, которая была абсолютно противоположна побегу. Это было необычно, быть вынужденным идти не куда-то, а за чем-то, и это что-то, строго говоря, даже не имело к ней никакого отношения. Впрочем, она не могла оставить друга в одиночестве, пусть и в компании собаки. В конце концов, здесь, в Степях Ур, амбиции, исследования, наука, теряли свой вес в сравнении с чем-то большим, загадочным и необъяснимым, как вера кочевников в кошек.